Проклятие рода

Купец перегнулся через прилавок, сапожки подал, да поманил к себе Кудеяра. Тот согнулся, купчина быстро шепнул ему на ухо:

- Бесплатно совет даю - держись от сей бабы подальше.

- Чего так? – Недоуменно спросил молодец. – Чем тебя девка-то напугала?

- Какая она тебе девка? По кике не видишь? Баба замужняя.

- И что с того?

- Не с того, а с кого! Дьяка Осеева жена. Иль не знаешь, кто на Казенном дворе заплечными делами ведает? – И громко. – Бери сапоги, да проваливай, парень!

- Вот те на… - Юноша совсем растерялся.

- Плюнь на бабу! – Обнял его за плечи Болдырь. Казак всегда и все слышал. – Нашел о чем кручиниться. Вижу, сильно она тебя глянулась, да сколь их еще на нашем веку встретится. Хоть православных, а на Волгу пойдем – басурманок найдем. Ох, и горячи они… - Зацокал языком.

Кудеяр мотнул головой, руку друга скинул, как бычок наклонился, двинулся вперед, ног под собою не чуя – как же все это? В толпу вломился, за угол торгового ряда завернул и… на жену Осеевскую налетел. Застыл с широко распахнутыми глазами. Поджидала. Сама шагнула вперед, обожгла дыханием горячим, зашептала торопливо:

- Завтра днем к церкви Благовещенья, что на Бережках, у подворья архиерейского, спроси дом Марфы Федоровой вдовы купеческой, то сестра моя.

Сапожки выдернула, в грудь толкнула, прикрикнула:

- Дай пройти-то! - И поминай, как звали. Опять исчезла.

- Ведьма! – Усмехнулся Болдырь, тут, как тут оказался. – Не иначе, ведьма! Пойдешь? – Опять все слышал прохиндей!

- Пойду! Люба она мне! – Признался.

- В петлю сам лезешь, парень! – Нахмурился казак, но не привыкший горевать подолгу, тут же расцвел улыбкой веселой. – А, валяй! Одна у нас смертушка! За волю, за бабу, все едино помирать! Пошли, еще пошатаемся, послушаем.

Ищеек и впрямь прибавилось. Болдырь не зря озирался. Приметил, за ними увязался один. Шепнул Кудеяру:

- Не оглядывайся. Мужичонка в треухе заячьем в пяти шагах больно часто посматривает. Проверить надобно. За угол сворачиваем.

Свернули. Болдырь к стен глухой прислонился, нож достал из-за голенища. В тот же миг мужичонка выскочил, да сходу и напоролся. Захрипел удивленно, оседать стал. Казак заботливо к стенке его прислонил, что ж ты так, родимый, шапку сбившуюся поправил, оглянулся – никто и не заметил, нож выдернул, о чужой тулуп вытер и в сапог.

- Пойдем, далее, парень!

Осеев хмуро слушал своего подьячего Постника Афиногенова, сидя вечером дома.

- Не сыскать тех татей, и того, Кудеяром нареченного. Народ разное говорит. Может и вовсе выдумка. Воров и без него хватает. Ныне опять одного нашего зарезали. Прям на торгу. Злой ныне народишка!

- Болтунов берите!

- Берем, батюшка, свет Степан Данилович, берем. Да токмо в толпе всегда опасно, отбить могут. Выжидаем, когда в сторонку отойдет.

- О своей шкуре печетесь более, чем о деле государевом! – Зло буркнул Осеев.

Подьячий потупился, возражать не стал. Подумав, спросил:

- А что те, которых взяли?

- Ничего! – Отрезал Степан Данилович. – Не твоего ума дело.

- Это понятно… - Опять склонил голову Постник.

- Ступай, давай. И лучше ройте. Всех пришлых особо.

- Торгует Москва, каждый день одни приходят, другие уходят. Торг не остановишь. – Подьячий развел руками.

- Моя б воля… - Начал было Осеев, да махнул рукой – иди, мол. Афиногенов исчез.

Паршиво было на душе у дьяка. Сколь людей наволокли, а без толку. Осеев сразу раскусывал, кто врет, оговаривает и себя и других, кто правду молвит. Только с дыбы у него никто живым не уходил, если на то особой воли не было, дабы не в клети пыточной умер, а на плахе или колесе при всем честном народе. По Кудеяру – пусто. А Глинский по два раза в день вопрошает.

- Ну? Поймал?

Поймаешь тут, как же. Один показал с Дона, другой – с Волги, третий и вовсе заявил, что он татарин, то ль с Крыма, то ль с Казани, четвертый – с Новгорода, пятый – с Литвы, шестой… Один говорит высокий, другой низкий, русый, чернявый, в рясе, в тулупе… Ах, махнул рукой.

Дверь скрипнула, жена показалась.

- Чего тебе? – Рявкнул.

Съежилась вся, тихонько обедать позвала.

- Где была сегодня?

- Обедню отстояла в Божьем доме, после чуточку по торгу прошлась.

- Ладно, жди. Сперва в божницу загляну, после трапезничать буду!

Добрался Кудеяр назавтра к церквушке указанной. Хоть и далековато, да ног не чуял под собой, словно крылья выросли. У старушки богомольной справился – тот ли храм.

- Он самый, родимый. Почитай сто лет, как возвел его владыка Ростовский Григорий. Вон и подворье ихнее.

- А дом Марфы Федоровой вдовы купеческой?

- Левее будет.

- Спаси Бог, бабушка! – Поклонился ей.

- И тебя, сынок! – Перекрестила старушка молодца.