Снился один и тот же сон: темная нависающая над головой каменная громада, и он, Микаэль, в простом монашеском одеянии, засучив рукава, с остервенением копает яму или подземный ход… Нет, неверно, не копает, а выдалбливает, ибо земля уже разверзнута у основания гигантского сооружения и перед ним сейчас сплошная ровная кладка, в которой он пальцами, на ощупь, находит тонкие швы, и старается вогнать в них клинья с помощью тяжелого молота. Древний раствор поддается с трудом, но железо (или все-таки человек) упрямее и хитрее. Ему удается вырвать из монолита еще один гладко обтесанный камень. Отложив в сторону молот, он берется за лопату и подчищает осыпавшуюся землю, выбрасывает наверх, но лезвие тут же жалобно звенит, наткнувшись на неприступность скалы. Гранит под ногами, гранит перед ним. Разница лишь в том, что твердь земную сотворил Господь, а стену – руки человеческие. И все повторяется заново. Шов, клин, сперва осторожное пристукивание, сердечник начинает крошить старую, замешанную на яичных белках известь, входить внутрь, и сила ударов возрастает. Пот заливает глаза, руки дрожат от напряжения, боек промахивается, высекая искры из камня, и Микаэль останавливается, чтобы протереть лицо. Бросить бы все, выбраться из ямы, похожей на могилу, но что-то его удерживает. Он смотрит вверх, где половина усыпанного звездами ночного неба уродливо обрезана уходящей вверх каменной чернотой. Что это? Их кафедральный собор, ставший волей короля ныне городской церковью? Но у него лишь одна величественная башня, увенчанная острой четырехскатной крышей! Ergo, небо перекрывал бы тогда ее треугольник. Откуда эти неровные края, словно откромсанные ножницами пьяного портного? Быть может это королевский замок? Он хочет его обрушить? Нет! Зачем тогда ему эти гладкие обтесанные камни, похожие на аккуратные тома книг, что стоят на полках в его кабинете? Чтобы построить новый храм? Обдумать и ответить на этот вопрос епископ не успевал, сон всегда обрывался на одном и том же месте. Агрикола открывал глаза и подолгу смотрел в потолок, словно стараясь там, наверху, прочитать разгадку, расшифровать паутину мелких трещин штукатурки, в которой внезапно проступали какие-то завитки, черточки, похожие на древнееврейский алфавит.
- Их надо записать и попробовать перевести… - Посещала мысль, но епископ не успевал даже пошевелиться – блики от свечей вздрагивали, тряпкой метались по потолку, забирая с собою в тень одни буквы, потом успокаивались на несколько мгновений, являли другие неведомые знаки, чтобы вновь исчезнуть. И так до бесконечности. Игра в кошки-мышки с загадочными письменами продолжалась до самого утра, пока медленно вползавший в окно спальни рассвет не завершал ее, стерев окончательно все ночные миражи с пустынной безжизненной плоскости.
Оставив в покое нерасшифрованные и неведомо кем начертанные послания, Микаэль не поленился и, заранее испросив у Господа прощения за грешный интерес к собственному будущему, за поиск пророчеств в отношении лишь себя самого, заглянул в Книгу Пророка Даниила. К чему эти сны? Могила или колодец означали козни. Агрикола усмехнулся – к этому не привыкать. Попытки прекратить копать дальше, а ведь он точно помнил, что чужая воля удерживает его в яме, означало иное – затруднения, болезнь и… возможную смерть от нее. Епископ резко захлопнул книгу. Мысли обратились к семье. Кристиан совсем маленький, ему только минуло шесть лет. Жена Биргитта… всегда молчаливая и верная помощница. Нет, ему нельзя умирать!
- Прочь мысли о смерти! За десять лет написано десять книг. Я опубликовал все под своим именем, тем самым приняв на себя всю ответственность. Я не был бунтарем, я лишь следовал заветам духовного отца Лютера и наставника Меланхтона. Проповедь «незамутненного Слова» должна находиться в надежных руках!
Откуда ему знать о надежности этих рук? Агрикола посмотрел на свои ладони. Вот они руки крестьянина из Торсбю. Престиж церкви упал, дворянство отвернулось от служения Господу и на смену пришли новые проповедники Слова Божьего. Из горожан, из простонародья, как и он сам. Надежны их руки? Его руки надежны? Да! И об этом свидетельствуют те десять томов, и другие, над которыми он не прекращал работы и которые предстоит еще завершить. Один Ветхий Завет чего стоит!
Он видел во сне королевский замок? Да, вот же они затруднения. С королем, с губернатором Або Олафом Троттенсоном, с другими фогтами. Не всегда они понимали друг друга. Иногда Микаэлю казалось, что Густав смотрит на Реформацию лишь, как на передел собственности, уподобляясь помещику, управляющему государством, словно имением. Не построено ни одного храма, кафедральный собор, сгоревший десять лет назад, превратился в обычную городскую церковь, ныне приписанную тоже к казне.