- Короче! Вы отправляетесь в Далекарлию. Разберетесь на месте. Мне не нужны лишние волнения среди дальских крестьян. И так они, глупцы, дважды бунтовали против меня! А ведь это они мне помогли тогда… А я теперь топлю их в собственной крови… Разберитесь… - Густав поводил рукой перед собой влево-вправо, - кого куда, что там на самом деле стряслось. Какая-то помешанная, какие-то дети, кого-то трясет, кого-то отравили… Мне толком никто объяснить ничего не может! Если кто-то виновен в преступлениях или колдовстве – казнить! Но так, чтобы все поняли справедливость наказания. Тщательное расследование, мне кажется это по вашей части? – Густав посмотрел на отца Мартина. Доминиканец кивнул. – И в соответствии с канонами веры! – Король перевел взгляд на францисканца. Тот стоял неподвижно, как статуя. – Густав повернулся к Петерссону. - Скоро туда прибудут сборщики средств, опять проклятые банкиры из Любека требуют уплаты долгов, мне не нужны лишние волнения! – Повторил король уже всем, после чего ухватился за свою роскошную бороду и о чем-то глубоко задумался. Олаф подал знак - аудиенция была закончена.
Францисканец повернулся и снова заскользил на выход. Отец Мартин с Гилбертом последовали за ним. На выходе их всех поджидал старый знакомый Джон Уорвик. Двое его солдат сидели в большой повозке, запряженной парой коней, еще двое всадников держались чуть поодаль.
- Мартин! – Уорвик вновь распахнул свои объятья. – Густав приказал вам выделить охрану. В Далекарлии не спокойно. Да и на дорогах бывает всякое…
Отец Герман чуть настороженно наблюдал, как королевский капитан обнимается с доминиканцем.
- Спасибо, Джон! – отвечал отец Мартин на приветствия старого друга. – Надеюсь, мы не надолго там задержимся.
- Конечно! Отправите пару-тройку ведьм на костер и быстро назад. – Согласился с ним капитан. – И ты, парень, возвращайся! – Гилберту. – Густав мне разрешил тебя взять, я утром уже успел с ним перекинуться парой словечек. А пока, суть да дело, мои ребята с тобой поупражняются. – Он показал на двух конных воинов, один из которых был вчерашний Томас. Он поднял правую руку в знак приветствия. - Потом мне расскажут, чего ты стоишь.
Тем временем францисканец быстро юркнул внутрь повозки.
- Чего ваш попутчик неразговорчивый… - удивился капитан.
- По-моему, он серьезно настроен искоренить весь женский род на земле, подозревая их всех в колдовстве. – С сожалением произнес отец Мартин.
- Размечтался! – Хмыкнул рыцарь. – А что мы будем делать без баб? Разве солдат может обходиться без маркитанток и шлюх? Этак мы скорее сами отправим на костер этого жирного каплуна. Ведьмы, оно, конечно, им один черт, гореть в аду ли, на костре ли, рано или поздно, без разницы. Но всех подряд… - старый воин помотал головой. – Дудки!
Глава 7. Начало процесса над ведьмами.
Преподобный Хемминг был недоволен. Все так хорошо начиналось с этими ведьмами. По обвинению в колдовстве взяли троих женщин, но получалось, что до суда они доведут лишь одну подозреваемую - старуха испустила дух, а еще за одной явился ее муж и долго валялся в ногах священника, каясь, что написал на жену донос, будучи сильно пьяным, а теперь он остался один с детьми и хозяйством, и, конечно, все женщины ведьмы, но в переносном смысле, а так, в отношении колдовства, его жена ни в чем не повинна. Увесистый кошель с деньгами подтверждал клевету и служил неким штрафом за нее, который преподобный Хемминг взял, после недолгого колебания.
- Daemoni, etiam vera dicenti, non est credendum. – Произнес назидательно.
- Что? – не понял растерянный муж.
- Дьяволу не следует верит, даже если он говорит правду. – Священник перевел ему, щегольнув знанием сочинений Святого Фомы.
- Ваше преподобие… - взмолился опять несчастный, старательно кивая на кошелек, что уже перекочевал к Хеммингу. Тому ничего не оставалось сделать, как притворно глубоко вздохнуть и отпустить крестьянина вместе с женой.
Оставалась одна полубезумная Гунилла, скрюченная горбатая девица, жившая неподалеку от местного кладбища и имевшая обыкновение иногда по нему прогуливаться. Однажды встретившись там вечером с детьми, непонятно, что там делавшими, она их сильно напугала, некоторые даже заикаться стали, что позволило их матерям обвинить ее в колдовстве. Еще в двух семьях у детей начались странные припадки, когда дети падали в бессознательном состоянии и начинали биться головой о землю, а изо рта их шла пена. По соседству с ними проживали та самая жена, оболганная собственным мужем и несчастная старуха, которой посчастливилось умереть. Все это преподобный Хемминг связал в единую цепочку, добавил кое-что от себя, назвав все эпидемией одержимости, и отправил донос в Стокгольм, самому Олафу Петерссону, в надежде на скорое повышение и перевод куда-нибудь поближе к столице. И вот теперь, когда ему сообщили, что из столицы выезжает священный синклит для судилища и процедуры экзорцизма , в лице двух почтенных монахов, бывших инквизиторов, представить им обвиняемых, кроме полубезумной девицы, было и некого.