Проклятие Шалиона

Кэсерил украдкой смотрел на нее, привлеченный не этим неуместным нарядом, а другой ее одеждой – такой же темной аурой, как у Орико. Вокруг Тейдеса он видел такую же – она следовала за ним по мощеным улицам города. Чем бы ни являлось это призрачное облако, оно присутствовало вокруг каждого члена царственной семьи. Кэсерилу стало интересно, что бы он увидел, если бы мог взглянуть сейчас на вдовствующую рейну Исту.

Настоятель храма Святого Семейства Кардегосса в пятицветном облачении начал церемонию на заполненном людьми дворе храма. Процессия из дворца Джироналов установила гроб с телом в нескольких шагах от Очага Богов – круглой каменной платформы, защищаемой от дождя медным куполом, опиравшимся на пять тонких колонн. Сероватый, не дающий тени свет угасающего дня уже собирался смениться сумерками туманного вечера.

Застывшее тело Дондо было обложено цветами и травами для привлечения удачи и защиты – слишком поздно, подумал Кэсерил – и облачено в сине-белые генеральские одежды священного ордена Дочери. На груди лежал меч без ножен, руки сжимали рукоять. Тело не выглядело раздувшимся или изменившим форму – ди Ринал прошептал, что его, верно, плотно обмотали льняными бинтами перед тем, как одеть. Лицо Дондо было значительно более распухшим, чем у одного из его приятелей, виденных Кэсерилом сегодня поутру. Тело придется сжечь вместе со всеми кольцами, надетыми на толстые, как сардельки, пальцы; снять их под силу только разве мяснику с разделочным ножом.

Кэсерил сумел дойти из Зангра до храма, не спотыкаясь и не шатаясь от слабости, но живот у него снова скрутило и раздуло; пояс давил, мешая дышать.

Кэсерил шел позади Бетрис и Нан. Исель пришлось идти между канцлером и реем Орико во главе процессии; к этому ее обязывала краткая помолвка с Дондо. Ее аура все еще сияла и вспыхивала перед внутренним зрением Кэсерила. Лицо Исель было строгим и бледным. Вид тела Дондо помогал ей удержаться от проявления радости.

Двое придворных выступили вперед, дабы произнести над покойным слова прощания. Кэсерилу не хотелось слышать эти столь далекие от истины речи. Канцлер ди Джиронал говорил мало, по его лицу было трудно понять – от горя или от ярости. Он пообещал награду в тысячу реалов тому, кто поможет найти убийцу его брата. На алтарь храма также лег увесистый кошелек, словно при помощи этих денег, а также молитв многочисленных священников, служителей, настоятелей и дедикатов Кардегосса покойный мог обрести святость. Внимание Кэсерила привлекла одна из жриц хора – невысокая женщина среднего возраста в зеленых одеждах Матери. Она светилась, словно свеча, прикрытая зеленым стеклом. Один раз она мельком посмотрела на Кэсерила, затем снова перевела взгляд на дирижировавшего священника.

Кэсерил наклонился к Нан и прошептал:

– Вы не знаете, кто эта женщина из служителей Матери – вон там, в конце второго ряда?

Нан ди Врит шепотом отвечала:

– Одна из акушерок Матери. Говорят, очень хорошая.

– А-а.

Когда выпустили священных животных, толпа замерла. Было не совсем ясно, кто из богов заберет себе душу Дондо ди Джиронала. Генералами Дочери был и отец, и дед Дондо, да и сам он умер, находясь у нее на службе. В юности Дондо служил в ордене Сына офицером. У него были внебрачные дети, но были и две дочери от его покойной первой жены, оставленные на попечение приюта. И – хотя никто не говорил подобное вслух – если его душу унес демон Бастарда, она по праву принадлежала и этому богу. Служительница Дочери выступила вперед и по знаку настоятеля храма Святого Семейства Менденаля отпустила голубую сойку. Птица уселась обратно на рукав, вцепившись коготками в ткань. Служительница вопросительно посмотрела на Менденаля и, повинуясь его нахмуренным бровям и кивку в сторону гроба, попыталась, хотя и без особого желания, еще раз отправить птицу в полет. Но птица явно не собиралась никуда лететь. Тогда, под взглядом старшего настоятеля, она взяла сойку в Руки и посадила прямо на грудь Дондо. Но как только служительница убрала руки, сойка подняла хвост, уронила на покойника кучку помета и с пронзительным криком полетела ввысь. Трое мужчин рядом с Кэсерилом начали перешептываться, но от смеха их удерживал грозный вид канцлера. Глаза Исель полыхали серо-голубым огнем, она вынуждена была опустить их долу; аура ее возбужденно переливалась.

Служительница, отступив назад и гордо вздернув подбородок, следила за парившей в вышине сойкой.

Та уселась на крышу и еще раз пронзительно закричала. Служительница посмотрела на настоятеля, тот махнул рукой; тогда она вытянула руку, пытаясь призвать птицу к себе.

Зеленая птица Матери тоже отказалась покинуть свою хозяйку. Настоятель Менденаль не решился повторить с позором провалившийся эксперимент и дал служительнице в зеленых одеждах знак, что она может отступить на свое место. Служитель Сына подтащил лиса к самому изножью гроба; зверь наморщил нос и чихнул. Затем, скребя по мостовой черными когтями, потянул служителя назад. Настоятель позволил удалиться и ему.