Проклятие Шалиона

– А что же тогда не пустяки? – вклинился Палли. – Я считаю, боги принимают во внимание не высокое положение, а деяния человека. Мне кажется, что подобное разрушение человеческой жизни – мимоходом, не задумываясь – просто отвратительно.

Кэсерил еще тяжелее оперся о стол, молясь лишь о том, чтобы не упасть в обморок и не «разрушиться» в качестве красочной иллюстрации к этой драматической фразе. Палли настаивал, чтобы его голос был выслушан на совете – что ж, хорошо, но пусть голос его будет голосом осторожности и благоразумия.

– Выбор нового священного генерала, – сказал он, – целиком подпадает под ваши полномочия, лорды. Орико может даже сразу согласиться с вашим предложением, если вы не станете усложнять его задачу. Угрозы же канцлеру Шалиона и священному генералу ордена Сына уже не в вашей компетенции, и я уверен, что вам никогда не убедить Орико встать на вашу сторону. Я рекомендую вам воздержаться от подобного шага.

– Все или ничего! – выкрикнул кто-то.

– Мы никогда не допустим второго Дондо… – начал другой.

Ди Джеррин поднял руку, призывая к спокойствию.

– Благодарю вас, лорд Кэсерил, и за ваше свидетельство, и за ваше мнение. – Его слова призывали коллег заметить разницу между первым и вторым. – Мы должны закончить собрание в закрытом составе.

Его отпускали. Палли отодвинул стул и поднялся на ноги. Выйдя из коридора вместе с ди Гьюра и пройдя под воротами дома Дочери, Кэсерил обнаружил, что его эскорт так и следует за ним по улицам Кардегосса, и удивился.

– Разве вы не должны вернуться на совет? – спросил он, когда они свернули с площади на улицу.

– Ди Джеррин расскажет мне обо всем, когда я вернусь, – ответил Палли. – Я хочу доставить тебя к воротам Зангра в целости и сохранности. Я не забыл твой рассказ о бедняге ди Санде.

Кэсерил оглянулся на двух молодых офицеров. Ох. Так вооруженная охрана была не для Палли, а для него. Он решил не обсуждать этот вопрос и поинтересовался:

– А кто самый вероятный кандидат для представления Орико? Ди Джеррин?

– Я выберу его, – ответил Палли.

– Он, похоже, пользуется уважением в вашем совете. У него есть в этом свой интерес?

– Может быть. Но в случае назначения его генералом он собирается передать должность провинкара своему старшему сыну, чтобы полностью посвятить себя ордену.

– О! Это как раз то, что должен был сделать Мартоу ди Джиронал по отношению к ордену Сына.

– Точно. Слишком много постов, и как можно служить хоть на одном из них с полной отдачей?

Они взобрались на холм, петляя по выложенным булыжником мостовым города. Узкие улочки с торговыми рядами сменились просторными богатыми кварталами. Кэсерил снова вспомнил о ди Джиронале, проходя мимо его дворца. Если проклятие искажает и извращает добродетель, что именно оно исказило в Мартоу ди Джиронале? Может быть, любовь к семье, которая переросла в преследование всех, кто к ней не относится? Его доверие к брату Дондо наверняка не раз обращалось в слабость и приводило к поражению. Возможно.

– Ну… надеюсь, разум восторжествует.

Палли сморщился.

– Двор сделал из тебя дипломата, Кэс.

Кэсерил слабо улыбнулся в ответ.

– Я не могу даже сказать, что сделал из меня двор… Ой! – Он метнулся в сторону, когда один из воронов Фонсы вдруг сорвался с крыши и с отчаянным криком камнем бросился вниз, к нему. Птица уселась на мостовую возле его ног, каркая и хлопая крыльями. За ней последовали еще две. Один ворон уселся на отведенную в сторону руку Кэсерила и, крепко вцепившись в рукав когтями, кричал и раскачивался из стороны в сторону. В воздухе закружилось несколько черных перьев.

– Проклятые птицы! – Кэсерил уже начал думать, что вороны потеряли к нему интерес, но вот вам, пожалуйста, они снова здесь со всем своим восторженным энтузиазмом!

Палли, со смехом отскочивший назад, посмотрел наверх.

– Пятеро богов, их что-то встревожило. Над Зангром вьется целая стая. Смотри, они кружат над замком!

Ферда ди Гьюра приставил ладонь ко лбу и посмотрел туда, куда указал Палли. Там носились вихрем темные пятнышки, словно туча черных листьев, поднятая ветром. Его брат Фойкс зажал руками уши – вороны продолжали громко каркать у ног – и повысил голос:

– Вот это шум!

Это не священный транс у птиц, понял Кэсерил, они в панике. Сердце заледенело в груди.

– Что-то не так. Скорее!

Для бега в гору у него практически не было сил. И когда они добрались до конюшен, он прижимал руку к разрывавшемуся от боли животу. Над головой его кружились птицы. Сквозь неумолчное безумное карканье воронов едва слышались человеческие крики.

Грум из зверинца, шатаясь, кружил по двору возле входа, плача и крича; по лицу его текла кровь. Двое гвардейцев Тейдеса в баосийской форме стояли около двери зверинца с мечами наголо, удерживая трех гвардейцев Зангра, которые нерешительно топтались перед ними, также обнажив клинки, но не отваживаясь вступить в схватку. Вороны выказывали отвагу, граничившую с отчаянием. Они неуклюже пытались царапать и бить клювами баосийцев. Баосийцы, отбиваясь, проклинали их. Две кучки черных перьев лежали на камнях – одна неподвижная, другая еще вздрагивала.