– Ну, в общем, и да, и нет. Они не могут причинить вам зло, пока вы живы. Но, как объяснил мне Умегат, магия леди отодвинула во времени исполнение магии Бастарда, но не отменила его. Таким образом, если… гм… она раскроет свою руку, демон вылетит вместе с вашей душой и душой Дондо, конечно же. И ваша… э-э… оболочка останется с определенной… и опасной пустотой внутри – в теологическом смысле, – чего не происходит при естественной смерти. Тогда призраки попробуют эту пустоту… э-э… занять.
После короткой зловещей паузы Кэсерил поинтересовался:
– Такое бывает?
– Иногда. Сам я видел подобный случай однажды, будучи еще молодым служителем. Эти потерянные души творят глупости, но их довольно сложно извлечь обратно, если они уже проникли в тело. Их следует сжигать… э-э… живьем – не слишком верное слово. Довольно неприятно, особенно для родственников… они ведь не понимают, в чем дело, ведь это то же самое тело, да и кричит тем же самым голосом… Конечно, это будет уже не ваша проблема – к тому моменту вы будете далеко отсюда. Но все мы избежим некоторых мучительных моментов, если рядом с вами всегда будет человек, который понимает необходимость сожжения вашего тела до заката… – Менденаль с виноватым видом опустил глаза.
– Спасибо, ваше преосвященство, – с ледяной вежливостью проговорил Кэсерил. – Я добавлю это к предположению Роджераса о демоне, выращивающем для себя плоть в моей опухоли и прогрызающем путь наружу, если мне вдруг снова будет угрожать опасность забыться ночью сном. Хотя, я полагаю, нет причины, по которой не могло бы случиться и то, и другое. Сперва одно, потом…
Менденаль откашлялся.
– Прошу прощения, милорд. Я думал, вам следует знать.
Кэсерил вздохнул.
– Да… Полагаю, следует, – он вспомнил вчерашнюю сцену с ди Джоалом. – Возможно ли… предположим, рука леди ненадолго раскроется. Возможно ли, чтобы душа Дондо проникла в мою?
Брови Менденаля взлетели.
– Я не… Умегат наверняка знает. Ох, как же я хочу, чтобы он пришел в себя! Мне кажется, для призрака Дондо – это более быстрый способ обзавестись телом, чем вырастить его, как опухоль. Ведь выращенное будет слишком маленьким. – И слегка разведя ладони, он показал, насколько маленьким.
– Нет, согласно Роджерасу, – сухо возразил Кэсерил.
Менденаль потер лоб.
– О бедняга Роджерас. Он думал, что я питаю интерес к его теории, когда я задал ему вопрос относительно вас. Конечно, я не стал его разубеждать. О боги, я думал, он проговорит всю ночь! В итоге я пообещал ему кошелек за усердие в работе, лишь бы только избежать экскурсии по его коллекции экспонатов.
– Я бы тоже заплатил, чтобы этого не видеть, – согласился Кэсерил. Затем спросил с любопытством: – Ваше преосвященство… а почему меня не арестовали за убийство Дондо? Как Умегат уладил это дело?
– Убийство? Так ведь не было никакого убийства.
– Позвольте, человек мертв, умер от моей руки, от применения смертельной магии… это же тяжелое преступление.
– Да, понимаю. Невежды пребывают в заблуждении относительно смертельной магии, хотя даже название ее не соответствует действительности. Это интереснейший теологический вопрос, знаете ли. Попытки практиковать смертельную магию – это преступление, покушение, тайный заговор. Успешно исполненный ритуал смертельной магии – это уже не смертельная магия как таковая, это чудо справедливости, правосудия, и не может быть преступлением, потому что рука бога уносит жертву – жертв, я имею в виду, – не пошлет же в таком случае рей своих офицеров, чтобы арестовать Бастарда, не так ли?
– Вы думаете, нынешний канцлер Шалиона согласится с подобной точкой зрения?
– О нет… Именно поэтому Умегат и посоветовал храму не разглашать сведения об этом… столь щекотливом случае. – Менденаль снова забеспокоился и почесал щеку. – Дело даже не в том, что просивший о подобном правосудии смог остаться в живых… да, в теории все выглядит значительно проще. Две магии. Я никогда не думал о возможности двух чудес одновременно. Беспрецедентно. Леди Весны должна бесконечно любить вас.
– Как погонщик любит мула, несущего его груз, – горько сказал Кэсерил, – и настегивает его, чтобы шагал побыстрее.
Настоятель посмотрел на Кэсерила с легким испугом и недоумением; служительница Клара понимающе скривила губы. «Умегат хмыкнул бы», – подумал Кэсерил. Он начал понимать, почему рокнарскому святому нравилось беседовать с ним. Только святые могли так шутить насчет богов, потому что они знали – богам все равно, шутка это или вопль отчаяния.
– Да, но Умегат считал, что леди сохранила вам жизнь с какой-то необычайной целью. Вы… вы не догадываетесь, с какой?
– Настоятель, я ничего не знаю об этом. – Голос Кэсерила дрогнул. – И я…
– Да? – подбодрил Менденаль.
«Если я скажу это вслух, то рассыплюсь в прах, не сходя с места».
Кэсерил облизнул губы, проглотил комок в горле. Когда ему удалось наконец выдавить из себя какие-то звуки, они оказались хриплым шепотом.
– Я очень боюсь.
– Ох, – после долгой паузы пробормотал настоятель, – да… я… понимаю, что это может… Ох, только бы Умегат пришел в себя!
Акушерка Матери смущенно откашлялась.