Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви

Продырявленная рубашка загораживала обзор, но калека видел, что это не кирпич и не кусок плиты, а сверкающий брусок бирюзового цвета. Возможно драгоценный, а возможно и нет — Мартин не разбирался. Но две смежные стороны камня оказались ровными и отшлифованными, а остальные — нетронутыми, но всё равно сияли прожилками. «В тайнике не деньги, но нечто большее», — вспомнил юноша слова святого.

Надо было спасать «наследство отца». Но как это сделать, не получив в тело железной стрелы? Говорил же Чудотворец — «берегись света». Парень сломал голову, выдумывая план. Но решилось всё очень просто. На улице снова разразилось ненастье, и столпы погасли.

— Какой же я идиот, — не мог просто пождать, — отругал себя Мартин и на всякий случай бросил к рубашке найденный на дне сухой корень.

Выстрела не последовало. То ли отсутствие солнца мешало арбалетчикам прицеливаться, то ли в тоннеле и правда была лишь механическая ловушка, уже выпустившая свои заряды. В общем, юноша с опаской забрал свою одежду с камнем, и пополз назад. Идти, опираясь на стену, с бруском руке он не мог.

Спустя примерно час он высунулся на поверхность. Солнце клонилось к закату, и скоро за Мартином должны были прийти «молодцы Аглаи». Поэтому он лихорадочно перепрятал камень, а подземный ход оставил для исследования уличным мальчишкам и взрослым кладоискателям.

— Надеюсь, арбалетная ловушка не заработает вновь, и все останутся живы, — подумал юноша и решил не рассказывать о случившемся купцу и его жене.

Впрочем, сохранить секрет оказалось не так-то просто. Ведь в подземелье парень измазался словно трубочист. Да и про новый таинственный лаз быстро узнал весь город. Так что взгляды Глаши, которыми она одаривала «постояльца», стали ещё угрюмее.

* * *

— Неважные делишки, — сказал Изот, когда все кости Мартина на руках, ногах, рёбрах и лице разместились там, где им полагается. — У тебя спинная контузия, и это мешает ходить. Я мог бы внушить напрасные надежды… Но ты — сын Иева, светлая ему память, и обманывать я не смею. Отец поставил бы тебя на ноги, но я не в состоянии — с дурманом или без него. И, думаю, никто не сможет.

— Почему же я не могу излечить себя сам? — на глаза юноши навернулись слёзы. — Это так несправедливо, когда в тебе безбрежная целительская сила, а ты должен оставаться увечным и беспомощным.

— Безбрежная? Ты точно знаешь? — заинтересовался старец.

— Как-то мне довелось выручить человека, умиравшего от страшных ран, — признался Мартин. — Конечно, с Божьей помощью. Но это не было случайностью. Единственно, у меня никак не получается пробуждать в себе знахаря одним лишь усилием воли…

— Видишь ли, парень, — медленно проговорил Изот. — Самоизлечение конечно же невозможно — я никогда не слыхал о подобном. Но твой отец в молодости был по семейным делам в дальних краях и привёз оттуда эманический камень, раньше принадлежавший одному мудрецу. Сей предмет помогает ввести человека в столь безвольное состояние, что его силой может пользоваться кто-то другой. Например, я. Однако сей артефакт после смерти Иева утрачен, и сейчас нет смысла о нём вспоминать. Так что — прости.

— А как выглядел волшебный камень? — с надеждой спросил юноша.

— Небольшой брусок сине-зеленого цвета со светящими прожилками и двумя гладкими сторонами, — нахмурился старец. — Ума не приложу, куда он делся. Но в любом случае, я не уверен, что у меня бы вышло. С моими жидкими способностями. К тому же безвольное состояние очень опасно для человека. Это посерьёзней, чем исповедь.

— Я знаю, где «отцовское наследство», и согласен на всё, — выпалил Мартин.

Не переставая удивляться познаниями юноши, целитель сам сходил за камнем, и по описанию очень быстро его обнаружил, выкопав из земли. В тот же день они устроили эманический сеанс. Поставив артефакт около калеки, Изот попросил:

— Прочти какую-нибудь успокаивающую молитву, и настрой себя на сон.

Мартин заподозрил, что его опять втягивают в какой-то вероотступнический ритуал, но отказываться было поздно. Он прошептал: «В руце твои, Господи, предаю дух мой…». Отшлифованная сторона бруска отразила свет лампады, вспышка ударила юношу по глазам, и он провалился в небытие.

Снилось, что на него снова несётся князь леса — огромный и прекрасный. Защититься нечем, и поэтому Мартин в панике бежит. Через бурелом, через гай с палыми листьями. Бежит, пока не оказывается на краю оврага. Отступать некуда, а бер оскаливается беззубой пастью, шевелит змеиным языком, и молвит: «Мартин, зачем ты меня убил? Ведь у меня тоже есть душа».

В отчаянии он оскальзывается в овраг, но не рушится вниз, а цепляется за какой-то корень нательным крестом. Нить душит, он её обрывает, падает и больно бьётся о противное рыхлое дно. Комья летят в разные стороны, руку жжёт сорванный крест. Мартин вскакивает, и опять бежит… И обнаруживает себя посреди комнаты Изота. Ноги болят, но он в силах их переставлять! Старец смотрит на него испуганно и восхищённо. А руку жжёт сорванный крест.

— Никогда в свой жизни я больше не хочу такого эманического сна, — выдохнул Мартин.