Проклятие Синь-камня: книжка о потерянной любви

— Но капитан-поручик, — упорствовал Полозов. — Мы с вами пока что не на войне. И мне не позволительно одному принимать такие решения. Я справлялся у сержанта Хомутова о вашем беглом рекруте. Оказалось, что тот находился в отряде не по набору, а пришёл сам. Более того, он до сих пор не принял присяги. Всё, что я могу — приказать всыпать ему розг. А ежели отдать под суд — так это затянется на полгода, а то и на год. Мы тем временем уйдём на новые квартиры, и наши подчинённые приговора никогда не услышат. Пользы — никакой.

— Как же так, — не уступал Секерин. — Мы почти в походе. Из трёх офицеров вполне можно составить полевой трибунал. Давайте позовём ещё кого-нибудь — да хоть капитана Голана. И прекрасно всё решим промеж собой.

Капитан Юрий Яковлевич Голан был саксонцем, перешедшим на службу к нашему емператору лет пятнадцать назад (или вроде того). За это время немец принял православие, сменил несколько русских любовниц и заговорил почти без акцента. Конечно, на самом деле его звали не Юрий Яковлевич. Но он когда произносил настоящее имя, все тяжело вздыхали и просили позволения величать его «по нормальному».

— Виселица и труп, изъеденный чайками, не поднимут нам боевой дух. — выразил сомнения иноземец. — Когда у нас в Саксонии хотят повысить солдатскую дисциплину, используют такой ход как шпицрутен. Отлично налаживает боевое братство! Я, кажется, видел подобное и в русской армии. В соседнем полку, где командиром мой земляк.

— Вроде бы это — когда преступника прогоняют сквозь строй и лупят какими-то особенно болезненными розгами? — заинтересовался капитан-поручик.

— Так точно. Толстыми и длинными прутьями, которые загодя вымачивают в солёной воде. В соседнем полку всё это есть, я достану, — пообещал Голан. — Можно было бы лупить шомполами, но так мы забьём вашего Святошу до смерти с пары десятков ударов. А весь смысл экзекуции в том, чтобы наказанный умер ближе к концу строя. И весь полк оказался бы повязан этой смертью.

— Изуверство какое, — ужаснулся Полозов. — Хотя никаких военных законов это вроде бы не нарушает. Позволение на экзекуцию даю. Но прошу, увольте меня от этого. Если хотите — сами занимайтесь своим шпицрутеном.

* * *

Десятого февраля премьер-майор построил полк на плацу и зачитал личному составу манифест:

— Объявление от имени Верховнаго тайнаго совета о кончине емператора Петра Втораго, и о восприятии российскаго престола государынею царевною Анною Иоанновною. Понеже по воле всемогущаго Бога, всепресветлейший, державнейший, великий государь Петр Вторый, емператор и самодержец Всероссийский, болезнуя оспою, генваря от седьмого дня от временнаго в вечное блаженство того же генваря 18 числа, в первом часу по полуночи отъиде. И сия горестная всему государству, его емператорскаго величества кончина пресекла наследство емператорскаго мужескаго колена. Того ради общим желанием и согласием всего российскаго народа, на российский емператорский престол изобрана по крове царскаго колена тетка его емператорскаго величества государыня царевна Анна Иоанновна59…

У Мартина от этого манифеста пересохло во рту. «Оспою», «отъиде», «лейб-медики справятся с любым недугом»… Он всё знал, и мог предотвратить подлое цареубийство. Он всё знал и молчал, полагаясь на одну лишь ложную честь недоносительства. Не сказал «слова и дела»60. С другой стороны, у них в руках — Геля…

Меж тем Полозов продолжал:

— В связи с чем нашему Великолуцкому мушкетёрскому полку пред строем и полковым знаменем надлежит немедля принесть присягу новой государыне нашей. Всемогущим Богом, перед Святым его Евангелием и с целованием креста.

Вперёд вышел незнакомый священник — своего в полку почему-то не было. И все, включая Мартина, принесли присягу:

— Ея емператорскаго величества государства и земель его врагам, телом и кровию, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах, и штурмах, и в протчих воинских случаях, какова оные звания ни есть, храброе и сильное чинить противление, и всякими образы оных повреждать потщусь61…

Ну, а завершил церемонию премьер-майор так:

— В ознаменование скорого вступления государыни царевны Анны Иоанновны на российский престол и светлой памяти великого государя Петра Второго объявляется великая милость. Повешение дезертира Мартина Иевлева заменяется пропуском через полк шпицрутен два раза.

Замёрзшие солдаты недоумённо зашумели. Никто не знал, что за зверь — шпицрутен. Однако Полозов объяснять ничего не захотел, и просто приказал:

— Разойдись!

* * *

Через пару дней, когда полк вывели на плац для показательной экзекуции приговорённого, все солдаты уже отлично знали, кто таков блаженный святоша Мартин Иевлев, и что он творил в Переславле-Залесском. Как превратил обожжённую девку в красавицу, как спас капрала Иванова от перепойной апоплексии и главное — как излечил сотни две рекрутов от срамной болезни. Всем было очевидно, что присутствие такого человека в полку — Божья благодать. И чем бы ни оказались эти шпицрутены, отношение к ним заранее было крайне недружелюбным.