— Одно из трех: либо у меня плохо с латынью, либо с головой…
— Либо? – полюбопытствовал Элджи.
Сенектус пожал плечами.
— Либо Салазар Слизерин был сумасшедшим.
Элджи с недоумением оглянулся на Августуса и Тома, но те выглядели не менее ошарашенными. Антонин скорчил скептическую гримасу, откинулся в кресле.
Том поинтересовался осторожно:
— С чего ты взял?
Вместо ответа Сенектус протянул лист пергамента.
— Сам прочти.
Том бережно принял покрытый кляксами лист, на котором в беспорядке были разбросаны слова, отдельные зачеркнуты по несколько раз. В самом низу нетвердым, но аккуратным, почерком написано:
«Не страшись, услышав волка песню, посвященную луне, и я, умолчав последний слог, вознагражу тебя почетным званием, которое другим передается по наследству. Опасайся участи тех трех старших из пятидесяти сестер, что в подземном мире обречены вечно наполнять водой бездонную бочку. И только, когда упадет первая иголка с вечнозеленой родственницы сосны и пихты, и явятся три предвестника костлявой… Я ем. Он ест. Мы едим. Они едят. А ты? …тогда сложи десять сотен и вычти последние четыре, и получишь подсказку».
Том провел пятерней по блестящим черным волосам, будто хотел убедиться на месте ли голова – не мудрено потерять при таких потрясениях, – прошептал еле слышно:
— Чушь какая‑то.
— Это самый точный перевод, какой удалось сделать, – виновато пожал плечами Сенектус. – Есть некоторые нюансы, но, на мой взгляд, они незначительны.
— Эй! – подал голос Антонин. – Я тоже желаю знать, чего насочинял старик Салазар.
— И я, – вклинился Элджи.
Том передал листок им на растерзание. Рука Антонина оказалась быстрее, первым уткнулся в пергамент. Элджи пристроился справа на подлокотнике. Августус махнул рукой на свою заносчивость, тоже метнулся к Антонину, с любопытством выглянул уже из‑за его плеча.
Том и Сенектус молча переглянулись, но каждый думал о своем.
ГЛАВА 12: Я справлюсь сам
Антонин с плохо скрываемым беспокойством смотрел на дверь ванной комнаты. Оттуда вот уже второй час к ряду не доносилось ни звука, это действовало на нервы. Том в последнее время завел привычку запираться в ванной с кипой потрепанных книг, из числа тех, что позволялось забирать из библиотеки. Молча приходил, молча запирался, на вопросы отвечал кратко и резко так, что не поспоришь.
Нельзя сказать, что Том резко переменился с того вечера, как нашли первую печать. Нет. На уроках, в перерывах или за обеденным столом он вел себя как обычно, но стоило кому‑то заговорить о печатях… Тут же замолкал, хуже того – взгляд становился другим. У Антонина мурашки побежали по коже, стоило вспомнить этот взгляд: замкнутый и не терпящий возражений.
Антонин подкрался к двери, приложил ухо, но, как и прежде, ничто не выдало действий Тома. Тогда тихонько постучал костяшками пальцев.
— Том, ты как?
— Жив, – последовал короткий ответ.
— Тебе помочь?
— Да, не беспокой меня.
Антонин приуныл от такого ответа, вернулся на прежнее место, подпер подбородок кулаком, тоскливый взгляд снова вперился в закрытую дверь. Августус проверил замки на двух чемоданах, уже забитых одеждой и прочими принадлежностями, окинул взглядом комнату, на глаза попался окаменевший Антонин.
Августус без сил опустился на чемоданы, спросил с иронией:
— Долохов, может, хватит пялиться на дверь? Она от этого не откроется.
— Что он там делает? – спросил Антонин в пространство.
Августус шумно выдохнул, повторил как для несмышленого ребенка:
— Печать разгадывает.
— А мы, что тут делаем?
Августус обвел рукой спальню.
— Собираем вещи, потому что уже завтра начинаются рождественские каникулы, и мы разъедимся по домам…
— Это я знаю, – отмахнулся Антонин. – Почему мы не помогаем Тому разгадывать печать?
— Потому что Том сам справится.
— Он уже почти три недели сам справляется! – разозлился Антонин. – А где результат?
Августус с задумчивым видом проверил крепления на верхнем чемодане, пожал плечами.
— Результат‑то может и есть, просто Том не все нам говорит.
Антонин перевел взгляд с двери на Августуса, посмотрел пристально.
— По себе судишь?.. Том не такой. Придет время, и он все нам расскажет.
Августус возражать не стал, многозначительно, будто только ему одному известна истина, подвигал бровями. В спальню зашел Элджи, быстро глянул на друзей, молча подошел и сел рядом с Антонином. Теперь вдвоем смотрели на дверь ванной.
— Молчит? – спросил Элджи.
— Молчит, – вздохнул Антонин.
— Стучались?
Августус хмыкнул.
— Дважды.
— И что? – настаивал Элджи.
— Молчит, – повторил Антонин задумчиво.