Проклятие свитера для бойфренда

Мы познакомились на курсах издательского дела летом после окончания колледжа, и это точно было не то время и не то место, когда и где я ожидала встретить лучшую подругу. И особенно я не ожидала встретить там такую лучшую подругу.

Нас было 102 человека, в основном женщины, почти все – только что из колледжа. По девять часов в день мы просиживали в битком набитой аудитории, пожалуй, с излишне кондиционированным воздухом, и большую часть этого времени я вязала. Мы были взволнованы и нетерпеливы, а атмосфера была настолько накалена, что, казалось, это практически витало в воздухе. Потому что нам нужна была работа. Мы хотели учиться, хотели обрести причину жить в Нью-Йорке, чтобы хоть чем-то занять себя, брошенных на произвол судьбы после окончания разных учебных заведений, но конечная цель, отражающаяся тихим отблеском в глазах у одних и возбужденно пылающая у других, – это непременно получить работу!

Мне нравилось быть там. Там я была счастлива. Или даже больше: я чувствовала облегчение. Колледж стал моим местом – единственным местом, куда я подала документы, – как раз подходящего размера (около 2400 студентов), как раз на подходящем расстоянии от дома – три с половиной часа езды. Я освоилась в первую же неделю и незамедлительно по-дружески влюбилась во всех своих соседей по общаге, в членов женской капеллы, в своих (в большинстве случаев) беззаботных, но (в целом) замечательных одногруппников.

Мне нравились деревья по обочинам дороги, ведущей к главному зданию, и старомодная готическая архитектура библиотеки. Мне нравилось писать статьи и закатывать тематические вечеринки, вроде «Геометрия» или «Америка», и внезапно и мучительно западать на парней, что иногда заканчивалось ожесточенной борьбой в два часа ночи на двуспальной кровати. Но главное, что мне нравилось, – это ощущение того, кто я есть. Мне нравилось, что меня знают как девушку с крашеными рыжими волосами и осанкой певицы в хоре, как редактора юмористической колонки и битбоксера, как студентку, часто поднимающую руку на занятиях, и как подругу, раздающую серьезные и честные советы, и как шумную выпивоху. Даже когда самодостаточный пузырь кампуса становился излишне клаустрофобным, даже когда мне до чертиков надоедало ходить на одни и те же вечеринки и целоваться с одними и теми же людьми, и читать одни и те же рассказы, все равно для меня колледж всегда был как раз подходящим местом.[48]

И потому, когда мне пришлось его покинуть после четырех лет учебы, я не совсем понимала, кто я есть или куда мне теперь идти. Внезапно я достигла конца дороги, по которой удобно и неторопливо тащилась всю свою жизнь. Мои друзья разбежались кто куда – в аспирантуру, и в округ Колумбия, в Индонезию, некоторые отправились в окончательный и бесповоротный жизненный путь, прочие лишь только стали с осторожностью нащупывать новые объездные пути, чтобы понять, чего хотят на самом деле, уже за пределами соседней аудитории или столовки колледжа.

Мне понравился Нью-Йорк, когда я проходила там стажировку прошлым летом, но, не имея работы или особой причины жить в городе, не было никакого смысла собирать пожитки и отправляться туда снова.

И вот я записалась на этот курс, потому что люблю книги и слова. Кроме того, я беспорядочно отправляла свое резюме на огромное количество вакансий для недавних выпускников, но нигде мне так и не ответили. Две недели спустя после того, как моя мама помогла мне съехать из общежития колледжа, она же развернула машину и отвезла меня обратно в Нью-Йорк, двести километров на юг, ни разу не сказав ни слова упрека.

Первое, что я сделала, попав в этот новый, гораздо более открытый кампус, это обустроила свою комнату. Я очень привередливо относилась к своему пространству в колледже – мы с мамой повесили занавески, поменяли эти жуткие общаговские светильники и годами возили туда-сюда наш зеленый коврик, пока на него не стошнило мою соседку по комнате и он был наконец-то отправлен в отставку. И хотя я думала, что буду жить в этом общежитии для аспирантов всего шесть недель, мне нужно было чувствовать, что часть его принадлежит мне. Над столом я приклеила открытки, а в магазине хозтоваров по соседству купила базилик. Он не пережил то лето.

На лекциях и в столовке я встречала других студентов, мы присматривались друг к другу. Они представляли собой людей, которых я любила, только время не успело смягчить их причуды и привычки в приятные и снисходительные версии самих себя. Вместо этого недостатки их характеров заменили собой всю личность целиком, с моей предвзятой точки зрения: те, кто вечно сидит в первом ряду и конспектирует лекции на свои iPad’ы, превратились в старательных зубрил-отличников, а пара-тройка парней, затерявшихся на последних рядах, были просто кучкой придурков, вырвавшихся на волю, чтобы соблазнять толпы обезумевших женщин. И в то лето никто из нас не был лучшей версией самого себя – слишком напряженные, слишком неуверенные, слишком разрывающиеся между выяснением чего мы хотим, и пониманием, что мы точно знаем, что делать.