Проклятие тамплиеров (сборник)

Власть императора никогда не была абсолютной и сильно ограничивалась высшей германской аристократией, а с конца XV века – рейхстагом, представлявшим все сословия имперского населения.

В ранний период империя имела феодально-теократический характер, император воспринимался как глава всех христиан Европы, отсюда и частые конфликты императоров и римских пап.

Империя кое-как пережила Реформацию, Тридцатилетнюю войну, и упразднена была лишь в 1806 году Наполеоном. Австрийский император Франц отрекся от имперского престола.

Кассандр

Потери следовали одна за другой, они расстраивали его, но не удивляли. До самого поворота дороги к Экс-ан-Провансу Мишель де Нотрдам путешествовал не только в прекрасной повозке, но и в прекрасном обществе. Помимо разговорчивого возницы Жюве и услужливого личного лакея Люка, нанятого еще на побережье, ученому мужу де Нотрдаму сопутствовала пара судейских из Тулузы и весьма начитанный аптекарь из Дофине. Что может быть приятнее ученой беседы во время утомительного путешествия! Тем более, что Мишель де Нотрдам путешествовал как бы в облаке своей научной славы, ореол которой образовался вокруг его имени после его удачной схватки с чудовищем чумной напасти в марсельском порту. Все – от возницы до аптекаря – просили его рассказать «как там все было». Он рассказывал о своих конкретных приемах, давал советы, и они тут же заносились в пергаментные свитки дрожащей от дорожной тряски рукой аптекаря. Мишель де Нотрдам заявил даже, немного увлекшись, что, по большому счету, тайна чумы разгадана. Идея итальянского гения Фанкароло о том, что в основе всех хворей чумного типа лежит специфическое заразное начало «контагия», может считаться доказанной. Осталось совсем немного, чтобы точнее определить его природу и свойства, и тогда по нему можно будет нанести окончательный удар и избавить человечество от этого ужаса навсегда.

Почему-то это последнее заявление вызвало меньший интерес у спутников, чем жуткие истории о марсельской войне с побежденной эпидемией.

– И куда же вы направляетесь в настоящий момент, мэтр? – поинтересовался аптекарь.

– Туда, где засели передовые полки моего главного врага. В Экс-ан-Прованс.

– Говорят, что там обнаружилась некая непонятная зараза. – Осторожно сказал один судейский другому.

Мишель де Нотрдам похлопал ладонью по объемистому кожаному саквояжу, лежавшему справа от него на сиденье.

– Не беспокойтесь, господа, здесь есть все средства предохранения от любого болезненного поветрия. По вашим словам, место назначения у вас Генуя, зачем вам делать большой крюк через Адье, едемте напрямую. Добравшись до Экса, я отдам вам эту замечательную, полностью оплаченную повозку вместе с певуном-возницей. Вы будете в Шартоне через двое суток, и даже быстрее.

Но ночью на развилке все трое просвещенных спутников исчезли, не простившись, не поблагодарив за приятное общество. Рассудили, видимо, что кружной путь по здоровой местности меньше навредит им, чем короткий по владениям зараженной.

Это была непоследняя потеря. Замолчал возница. До этого он охотно сыпал шутками, историями, веселыми песенками, но теперь сосредоточенно молчал, думая о чем-то своем. Впрочем, не слишком трудно было догадаться, о чем именно. Подряжаясь на эту работу, он не знал о дурных слухах из Экса и теперь мучительно взвешивал, что болезненнее: отказаться от большей части оплаты – в случае разрыва транспортного контракта – или смерть от прованской хвори.

В конце концов жажда жизни оказалась сильнее жажды наживы. Возница сбежал, и тоже ночью, в то время, когда мэтр и лакей спали в номере придорожной гостиницы.

Теперь Люк. Он тоже молчал. Мэтр поглядывал на него с исследовательским интересом. Перед ним была живая лаборатория, где ставился опыт: свет научного знания против тьмы предрассудка, питаемого животным страхом. Люк мог собственными глазами наблюдать в том самом Марселе, сколь могущественно средство, заключенное в кожаном саквояже мэтра. Стоило ему появиться со своей пробиркой и веером в какой-нибудь казарме или больнице, как заболевание отступало и никто больше не заболевал. Но юноша пасмурен и озабочен, и не потому что обливается потом под тяжестью медицинского груза. В его голове наверняка бродят сомнения, характерные для ума плебея. А вдруг чума в Марселе и чума в Экс-ан-Провансе – это две разные чумы, то, что помогало на побережье, не станет лечить в предгорьях? Наивный неуч. Мишель де Нотрдам несколько раз порывался прочесть ему лекцию, чтобы выправить работу его еще не стройного ума. Но всякий раз отказывался. По двум соображениям: не хотел унижать идеал своей науки уговариванием его принять. Во-вторых, он уважал свободу воли человека. Хочет сомневаться – пусть сомневается, хотя у него перед носом убедительнейшее средство против сомнений. Хочет сбежать – пусть сбегает. Как те судейские и аптекарь. Человек волен совершать поступки по своему усмотрению, хотя, на просвещенный взгляд, они и показались бы глупыми.