Проклятие тамплиеров (сборник)

Дорога сделала крутой поворот направо. С холма, где между двух благообразных платанов торчало засохшее дерево, на суку которого, по преданию, повесился безнадежно влюбленный мельник Босси, открылся вид с дороги на типичную прованскую ферму. Такие крестьянские хозяйства широким веером окружали столицу провинции, образуя ее пищевой пояс. Живность и зелень к столу горожанина поступали с их гряд и пастбищ. Но сейчас деревенская идиллия не веселила глаз. Некрасивое длинное строение из серого камня в два этажа с узкими неодинаковыми окнами-бойницами, из одного равнодушно торчит жующая коровья голова. Жующая так уныло, будто она жует само время. Круглый зев колодца посреди двора, вознесенная к небу стрела журавля, с мятым кожаным ведром на черной веревке. Двор представлял собой слой вязкой грязи, испещренной копытами свиней и коз. Ни одной человеческой фигуры. И привкус горького несчастья в воздухе. Несчастья и безнадежности.

Ученый велел слуге опустить саквояж на землю. Открыл его, достал одну из стеклянных колб, вынул пробку, капнул пару капель на кончики пальцев и пометил зеленоватой влагой крылья горбатого, властного носа.

– Можешь оставаться здесь, если боишься.

Когда Мишель де Нотрдам вернулся под сень платана, слуги он уже не застал. Люк умчался прочь, как будто собственными глазами видел трупы с распухшими шеями и синими лицами, которые обнаружил в каменном доме его хозяин. Ученый еще раз прикоснулся лекарственными пальцами к ноздрям, закрыл саквояж и, вздохнув, взвалил его на плечо и вошел в Экс-ан-Прованс. Он был спокоен. У него были свои счеты с чумой. Восемь лет назад он потерял во время эпидемии не только жену и детей, но и веру в человеческое благородство, после того как тесть подал на него после эпидемии в суд, требуя вернуть приданое. Ученый был уверен, что эпидемия жадности вреднее для человеческого сообщества, чем эпидемия любой известной болезни. Правда, одному Господу известно, каким хворям и несчастьям суждено навалиться на род людской в будущем. Об этом Мишель де Нотрдам задумывался все чаще.

На улицах было, естественно, пусто. Через узкие улицы перебегали тихие безнадежные собаки. Только вороны вели себя по-хозяйски, разгуливали по черепичным крышам и заборам, поводя плечами. И над всем царил запах человеческих фекалий. Напавшая на Экс болезнь побуждала заболевших, помимо всего прочего, к неудержимому поносу.

Здание городского магистрата, стройное, стрельчатооконное, в общем, представительное снаружи, внутри представляло собой как бы собрание всей мировой скорби. Пыльный, несчастный воздух, расползающиеся груды пересохших пергаментов с делами, которым больше никогда уж не завершиться. Унылые, испуганные тени редких чиновников, и повсюду запах гари, отлично знакомый марсельскому гостю. Тут жгли в каменных тиглях порошок из рога единорога уже полтысячи лет самое авторитетное средство в борьбе с чумной напастью. Стоивший баснословных денег препарат этот был абсолютно бесполезен в деле борьбы с эпидемией. Пятьсот лет это средство никому не помогало, но авторитет его рос и рос, а вместе с авторитетом и цена. И все средства магистрата тратились на его закупку. Мишель де Нотрдам грустно улыбнулся. Остается только удивляться тому, сколь наивны и ничтожны усилия человека, предпринимаемые для спасения своей жизни, если они не состоят в союзе с достижениями подлинного научного знания.

Завидев нового человека, чиновники норовили скрыться в глухих, темных углах помещения, прижимая к лицу платки, пропитанные средствами, которые скорей должны были не дать защиту, а вызвать рвоту. А требование незнакомца представить его мэру и вовсе приводило их в оторопь. Наконец ученому удалось добиться от одного старика-письмоводителя, находившегося, судя по всему, по ту сторону и жизни и чумы, что мэр недоступен ибо умер.

– Но кто-нибудь из членов магистрата имеется в наличии?

– Разве что господин прево.

Ученый гость обрадовался, этого было вполне достаточно. Он был осведомлен, что если в других провинциях Франции королевские прево давно уже превратились всего лишь в городских мировых судей, то в Провансе они сохраняли традиционную власть и над сбором налогов, и над полицией, и всеми другими городскими чиновниками, врачами, ветеринарами и провизорами. Заручившись его поддержкой, можно было по-настоящему и, главное, быстро развернуться.

Мсье Жирон оказался настолько сухощавым, компактным человеком, что сразу становилось понятным, почему он не заболел – болезни просто было не найти сочного местечка в этом организме, чтобы как следует вгрызться. Небольшой мозг этого господина между тем обладал всей необходимой сообразительностью, а характер – решительностью.

Когда Мишель де Нотрдам поднес к его носу платок, смоченный раствором собственного сочинения, и пояснил смысл его действия, господин прево сразу же принял решение.

– Это победит эпидемию?

– По крайней мере, остановит. – Честно уточнил ученый.

– Приступайте, мэтр.