Гостей было не двое, как ожидалось, а трое. Помимо крохотного, сухощавого господина Жирона и длинного мрачного кюре Грималя явился еще один господин. Бравый дворянин по виду, с закрученными усами, шляпе с тремя разноцветными пышными перьями, на эфесе шпаги крепкая рука в кожаной перчатке с огромным перстнем на безымянном пальце – последняя придворная мода. Ему и представляться было не надо – маркиз де Лувертюр собственной персоной. Ученый поклонился важному господину, за это короткое мгновение досада против первого незваного гостя перешла в раздражение против незваного гостя номер два. И раздражение лишь крепло по мере того, как маркиз презентовал манеру своего поведения. Едва отрекомендовавшись, он закричал:
– Ба, да вы неплохо устроились, господин лекарь! – И двинулся без всякого приглашения внутрь дома, распахивая двери и отводя в сторону портьеры ножнами шпаги. Господин прево только вздохнул, а кюре даже и вздыхать не стал. Оба они двинулись вслед за господином маркизом, как понятые при обыске. Дольше всего маркиз задержался как раз в спальне и сделался максимально схож с охотничьей собакой, даже носом подергал, ощупывая воздух.
– У вас не было сегодня неожиданных гостей, господин лекарь?
– Нет. – Сказал ученый с тихой мстительностью в голосе.
Маркиз, весело улыбнувшись, поглядел на него и решительно направился к тайнику.
– Так говорите, никого?
Ученый молчал.
Наглый гость крутанул резную фигуру на столбике в головах кровати, тайник распахнулся.
Внутри никого не было.
Маркиз несколько секунд стоял неподвижно. Потом резко обернулся и выругался по-английски.
– Год демет!
После чего решительно вышел. И из спальни, и из дома. А возможно, убыл и из города.
Господин кюре с чувством перекрестился на деревянное распятие над кроватью.
– Прошу вас, месье. – Сказал Мишель де Нотрдам, приглашая гостей в гостиную.
Когда сели за стол, господин Жиро произнес:
– Маркиз очень хорошо знает этот дом. Он раньше принадлежал управляющему одного из его имений, и господин де Лувертюр неоднократно интриговал здесь со своими фаворитками, тайком от госпожи маркизы.
Поднося к столу поднос, уставленный тарелками с едой и откупоренными бутылками, ученый сказал:
– Непонятно, а с чего это маркиз взял, что у меня кто-то скрывается здесь?
Закончив эту фразу, он увидел, что оба гостя смотрят на край стола, усыпанный крошками хлеба и сыра и слегка забрызганный вином. Поставив поднос, он присел.
Все молчали.
Мишель де Нотрдам вдруг усмехнулся.
– Если бы господин маркиз хуже знал устройство дома и провел последовательный осмотр, он наверняка бы разоблачил меня.
Прево усмехнулся, а кюре снова перекрестился. Было понятно, что оба рады, что разоблачение не состоялось.
– Может быть, вы мне скажете, господа, кто этот человек, которого ищет маркиз, и почему он его ищет? Кстати, я то же не прочь был бы узнать, где он в данный момент.
Визитеры переглянулись. Господин Жиро сказал:
– Оставим в покое этого господина. Если захочет, покажется. Не исключено, что он вообще уже не в пределах этого дома и спасается бегством. Ибо маркиз де Лувертюр публично пообещал казнить его за одно еще не вполне совершенное прегрешение.
Ученый нахмурился. Ему не нравилось, когда с ним разговаривают загадками. Чиновник понимал его состояние, поэтому продолжил:
– Я расскажу все, что знаю об этой истории, но чуть позже, а сейчас позвольте мне закончить мою официальную миссию, ради чего мы и прибыли сюда с его преподобием.
Мишель де Нотр Дамм наклонил голову в знак согласия.
Господин прево произнес торжественную речь. Из нее следовало, что, по мнению городского магистрата, эпидемия «сиреневой» чумы, характеризующаяся воспалением горла, расстройством кишечника и сознания, остановлена. Уже более недели не зафиксировано ни одного нового заражения. Уже заболевшие все еще иной раз умирают, но в городе больше не царит уныние, открылись лавки и мастерские, воздух в городе весьма посвежел, все без исключения горожане прибегают к средству, изготовленному мэтром де Нотрдам. Местные провизоры даже дали ему полагающееся латинское название – «эссенция Нострадамуса».
Ученый усмехнулся и кивнул, видно было, что он ничего не имеет против такого названия. Он и сам подумывал о латинском имени для себя.
В речь прево вклинился кюре и сообщил интересную подробность. Оказывается, перелом в битве с болезнью произошел не где-нибудь, а в городском сумасшедшем доме. Только там удалось добиться тотального, поголовного применения эссенции Нострадамуса, и там был зафиксирован первый факт приостановления потока новых заражений. Когда сомнения в том, что это есть результат применения лекарства, отпали, граждане обратились к эссенции в массовом порядке. До этого те, кто не считал себя дураком, предпочитал лечиться кальвадосом, воскурениями и прочими ненаучными глупостями.
– Эссенция Нострадамуса и молитва – вот подлинные спасители Экса! – С чувством произнес его преподобие.
Нострадамус, а он уже принял окончательное решение, что в научных своих публикациях будет использовать это имя, вежливо поклонился.