Проклятие валькирии

Горячие ладони Асвейг проникли под неподпоясанную рубаху, оглаживая каждую напряженную мышцу спины. И грудь, и живот. Они замирали лишь на тесемках штанов, будто девушка себя одергивала. Невероятный порыв сминал их обоих с такой силой, что можно было бы, верно, заняться любовью прямо на этой скрипучей скамье во дворе. Ингольв гладил через платье ее бедра, чувствуя, как она прижимается к нему теснее. Поднимался ладонями к лопаткам, заставляя Асвейг прогибать спину. Он целовал ее тонкую шею, ощущая губами, как неистово бьется на ней жилка.

Скрипнула дверь, и словно холодной отрезвляющей волной их окатило с головы до ног. На счастье, это оказался Лейви. Асвейг спрятала лицо на плече Ингольва, не пытаясь спрыгнуть с его колен или сбросить руки — все это будет выглядеть просто смешно.

— Как замечательно, — расплылся в улыбке скальд после короткого замешательства. — Там такая вонь, а у вас тут так сладко, что аж легчает.

— Может, ты уберешься? — еще надеясь, что побратим его послушает, буркнул Ингольв.

Но Асвейг все же сползла с него и села рядом, продолжая прятать от Лейви взгляд.

— Думаю, уже поздно, — безжалостно дернул плечом скальд и плюхнулся на ту же скамью, отчего та даже покачнулась.

В голове до сих пор все плыло, и Ингольв всерьез задумался, не выпроводить ли побратима силой, а после вернуться к прерванному занятию. Но постепенно горячечное безумие схлынуло, оставив в душе лишь тень стыда за то, что случилось. Они ведь и правда не подумали, что кто-то может сюда прийти. Асвейг, видно, это тоже осознала, и лишь благодушное настроение Лейви позволило ей остаться на месте, а не сбежать тут же.

— Что там Рунвид? Готовит мою смертушку? — чуть придя в себя и сбросив ненужное раздражение, Ингольв снова обратился к скальду.

— Уж не знаю, что там она готовит, но от запаха аж кишки в узел заворачиваются. И как только Гагар до сих пор спит — не понимаю.

— Да он хоть проснется? — Асвейг с опаской посмотрела на дверь и уже встала было идти проведывать трелля.

Кто его знает, а вдруг и правда запах его дурманит и держит во сне? Но, не подтвердив опасений, помятый и злой Гагар тоже вышел продышаться.

— Никогда не стану ульфхеднаром, — проворчал он и провел ладонью по голове, покрытой отросшим ежиком волос. — Я от одной только вони этого снадобья сдохну раньше.

Лейви усмехнулся, а девушка все же отправилась в дом, так и не глядя больше на Ингольва. На щеках ее до сих пор горел румянец, отчего она казалась еще привлекательнее. Внутри аж все заныло от нерастраченного желания. Не пора бы приступать к испытанию? Становилось любопытно, как Рунвид придумала его провести без задания хевдинга, которое нужно преодолеть, чтобы заслужить право называться ульфхеднаром.

Вместе с Лейви и Гагаром они друг за другом вернулись в дом. Рунвид месить свое зелье перестала, а потому запах стал слабее. Кажется, на женщин он так не влиял, как на мужчин: они спокойно готовили завтрак, не обращая внимания на остатки вони.

Вместе с Лейви и Гагаром они друг за другом вернулись в дом. Рунвид месить свое зелье перестала, а потому запах стал слабее. Кажется, на женщин он так не влиял, как на мужчин: они спокойно готовили завтрак, не обращая внимания на остатки вони.

— Надеюсь, ты готов, Ульв? — не отрываясь от занятия, промурлыкала вельва. Она как будто находилась в приподнятом настроении — и уж что ее так радовало, одной ей известно.

Оставалось надеяться, что не его возможная смерть.

— Давно уж готов. Только как ты все устроишь? Рунвид мельком на него глянула.

— За это не волнуйся. А лучше поешь: силы тебе понадобятся.

Ингольв не понял, что запихнул в себя, лишь бы только набить живот. Взгляд то и дело обращался к накрытому тряпицей горшочку, в котором, верно, и остывало снадобье для испытания. Остальные тоже особо не разговаривали, и будто бы смутная тревога наложила печать на их лица. Когда убрали со стола плошки, Рунвид бросила на длинную лавку покрывало из медвежьей шкуры и махнула на нее рукой:

— Снимай рубаху и ложись. А вы все вон! Позову, когда надо будет, — она грозно посмотрела на Лейви, обращаясь ко всем.

Не решаясь и слова сказать в ответ, они вышли и даже дверь за собой притворили совершенно бесшумно. Ингольв разделся до пояса и лег на шкуру, не понимая, к чему это все. Испытание он всегда представлял себе по-другому. Рунвид подошла, снимая с горшочка ткань, и нависла над ним, словно тень рока. Снизу ее черты казались резкими и выпуклыми, но странно-лицо выглядело моложе.

Щедро зачерпнув вязкой жижи, от запаха которой снова качнулась дурнота в животе, вельва намазала ее на шею Ингольва, затем под мышками, а потом дернула тесьму штанов.

— Может, я сам?

Та скривилась, словно услышала глупости.

— Я не девчонка уже, чтобы млеть от мужского орудия, — и решительно просунула руку внутрь.