Проклятия Градерона

– Я об истории с Руэдейрхи, – внес ясность Юан. – Зато теперь понятно, почему она так сблизилась с Эксентаром, – приободрился он. – А то я боялся, что она тебя на него променяла.

– Причем тут она? – продолжал недоумевать Балиан.

Юан посмотрел на него сначала недоверчиво, потом сочувственно.

– Балиан, а тебя не смущает тот факт, что Лейан – единственная внучка Гволхкмэя? Перевожу – дочь его дочери…

Балиан замер и оторопело уставился на него.

– Хочешь сказать, этот гад – ее отец?! – грянул он на весь двор – они уже были у своей башни.

– Громче, – улыбнулся Юан. – Не весь Эндерглид слышал.

– Весь, – послышался голос откуда-то сверху.

Братья вздрогнули от неожиданности и подняли головы. Из окна своей комнаты, которое находилось прямо над ними, выглядывала сонная Лейан.

– Ой, прости, пожалуйста! – вплеснул руками Юан. – Ты не должна была слышать…

– Да я все знаю, – равнодушно проговорила Лейан. – Ну, отец, и что? Ему все равно, мне тоже, – девушка зевнула. – Потише, пожалуйста, – и она закрыла окно.

Балиан и Юан переглянулись, но нужных слов, чтобы выразить свое удивление, так и не нашли.

Остаток ночи выдался для них беспокойным. Несмотря на усталость, волнение перед приходом Кристиана никак не давало Юану крепко уснуть. Десять лет он не видел в Эндерглиде старшего брата, не считая того раза, когда Кристиана пропустили в город во время его болезни. Юан не стал подробно рассказывать Балиану эту историю – уж больно невеселой она была. Тогда его постоянно мучила жесточайшая лихорадка и не отпускал плен видений, главными героями которых были братья, уходящие от него. Тогда ему было восемь лет. Он громко кричал в бреду, зовя Балиана и Кристиана, и у Тристана и других людей, которые присматривали за ним, буквально разрывалось сердце от жалости. Но со временем крики становились все тише, его силы таяли; наконец, Тристан был вынужден сообщить Гволкхмэю, что велика вероятность, что Юан скоро умрет – болезнь была очень тяжелой, и его попытки вылечить мальчика почти ни к чему не приводили. Тогда Гволкхмэй распорядился привести в Эндерглид Кристиана, чтобы Юан, по крайней мере, не так страдал и ушел с миром. Эффект от встречи с братом превзошел все ожидания: вырвавшись ненадолго из своих ужасных снов в реальность и выслушав Кристиана, который, хоть и жутко перепугался, увидев Юана в таком состоянии, ровным голосом напомнил ему, почему они оказались разлучены, мальчик заметно приободрился. И даже сумел передать пришедшему с Кристианом Аресу кое-какую информацию о градеронском заговоре, которую случайно приобрел во время одного из своих тренировочных заданий.

Но, к сожалению, совсем скоро им пришлось уйти. Юан пролежал в постели еще целых два месяца, зато все это время он медленно, но верно шел на поправку. Видения уже не тревожили его так сильно, болезненное отчаяние постепенно затмевала решимость. Он вспоминал слова Кристиана и думал, как поступил бы на его месте Балиан. Юан пришел к выводу, что не имеет права предаваться глубокой печали и тем более умирать, в то время как старший брат ставит на кон свою жизнь ради их воссоединения. Прошло столько лет и их желание все-таки исполнилось… Но все оказалось не так просто, как казалось тогда.

Именно поэтому теперь Юана терзали волнения, и в конце концов в вязкой дреме он стал видеть то же самое, что и когда-то в тяжелом бреду. Он пытался проснуться, вспоминал, что должен вернуться Кристиан, даже видел его рядом с собой, как тогда, но все это оказывалось наваждением. Юан напоминал себе, что он уже взрослый, что Кристиан еще не возвращается в Эндерглид, и, конечно, все не может в одночасье стать, как раньше. Но эти убеждения были тщетны, и Юан снова погружался в беспокойный сон, полный кошмаров, к которым примешивалась и Лейан – тут сыграло свою роль волнение за подругу.

Наконец, Юан, не выдержав, заставил себя встать, махнул рукой на сон и вышел из комнаты.

Балиану было немногим лучше. Сначала он достаточно крепко уснул, потом его тоже начали тревожить какие-то мутные сновидения. После случилось кое-что гораздо хуже. Обледеневшую руку пронзила дикая боль. Балиану пришлось закусить край одеяла, чтобы не закричать. Боль была настолько сильной, что он даже прикинул краем разума – не взять ли ему меч и не распрощаться ли с проклятой конечностью?

Но он стерпел. Минут через пять боль стала слабее, и Балиан осмотрел руку. Лед прополз вперед на целых два сантиметра. Теперь до локтя оставалось совсем чуть-чуть. Балиан помнил, что должен пройти через Врата Рассвета до того, как это случится, но не мог заставить себя поговорить об этом с Кристианом и Юаном. Какое он имел право заставлять их рисковать своим пребыванием в Этериоле, своим положением? Разумеется, узнай они о подобных мыслях, пришли бы в ярость, Балиан прекрасно это понимал. И все равно молчал. Братья и так слишком много отдали из-за него.