Проклятое ожерелье Марии-Антуанетты

– Допустим, мы найдем ее. А что потом? Извинимся и пригласим обратно, обещая золотые горы? Сомневаюсь, что теперь она нам поверит.

Королева покачала головой.

– Никто не собирается совершать такие глупости! – строго сказала она. – Мы перекупим у нее мемуары, заплатим столько, сколько она попросит.

Король нервно дернул рыжеватый тараканий ус.

– «Заплатим сколько попросит»? Да вы в своем уме, дорогая?! А если эта самозванка попросит миллион ливров? Вы готовы разорить Францию? Мой министр финансов и так все время сообщает, что народ окончательно обнищал. Нет, вы заплатите ей только через мой труп!

Мария-Антуанетта зарделась от гнева и высокомерно взглянула на мужа.

– Ах, вот вы как заговорили! – воскликнула она. – А вам никогда не приходило в голову, что вы – главный виновник всей этой кутерьмы? Вы, а не я.

Людовик дернулся.

– Вы смеете обвинять меня?

– А кого же еще обвинять? – продолжала наседать королева. Никогда он не видел ее такой решительной и злой. – Если бы вы нашли способ выкупить для меня это проклятое ожерелье, которое со времени своего изготовления было для всех как бельмо на глазу, эта история не произошла бы! А так вся Франция заговорила о том, что Мария-Антуанетта жаждет получить злосчастную драгоценность, а ее жадный супруг, который к тому же терпеть не может жену, не собирается делать ей такой подарок. Этим и воспользовались мошенники!

Король, обиженный несправедливыми, как ему казалось, обвинениями, тяжело опустился в кресло и захрустел пальцами.

– Ну знаете ли… не ожидал от вас. Не вы ли согласились, чтобы на полтора миллиона ливров я купил корабль для государства?

Она тряхнула головой, и непослушный локон, вылетев из тщательно убранной прически, заплясал на лбу.

– Да, говорила и ни капли не жалею. Но народ воспринял это по-своему, и родились сплетни. Это оказалось кое-кому на руку.

Король шмыгнул длинным носом, и его тонкие губы исказила улыбка, которая, должно быть, означала, что он не хочет ссориться с женой и готов признать ее правоту.

– Ладно, – выдохнул он, – будь по-вашему. Я совершил глупость, когда не преподнес вам ожерелье. Но платить этой женщине за ее писанину – глупость вдвойне.

– Почему? – поинтересовалась Мария-Антуанетта.

– Да потому что этот поступок нам точно никто не простит! – буркнул Людовик, брызжа слюной. – Это во-первых. Во-вторых, в казне действительно нет денег.