Проклятое сердце (ЛП)

Я веду Генри наверх, на кухню. Я удивлен, увидев своего отца, сидящего за маленьким деревянным столом и пьющего чай. Он выглядит не менее удивленным тем, что я появился с ребенком.

— Привет, сынок, — говорит он своим низким, хриплым голосом.

— Папа, это Генри, — говорю я.

— Привет, Генри.

— Привет, — застенчиво говорит Генри.

— Хочешь чаю или какао? — говорит папа. — Думаю, у Греты где-то здесь есть что-то вроде маршмеллоу…

— Я люблю маршмеллоу, — говорит Генри.

— Сейчас поищу.

Папа встает из-за стола, шаркает по кухне, обыскивая шкафы. Сам он никогда ничего не готовит, поэтому не знает, где Грета что-то хранит.

На нем чистый, выглаженный халат поверх полосатой пижамы. Тапочки у него кожаные, тоже чистые и новые. Мой отец никогда не позволял себе расслабиться физически, каким бы разрушенным он ни был после смерти моей матери. Он по-прежнему носил рубашки с французскими манжетами и запонками, костюмы-тройки и оксфорды. Он стрижется каждые две недели и каждое утро тратит тридцать минут на бритье.

Единственная его часть, которая одичала, это его густые седые брови, которые тяжело нависают над черными, как у жука, глазами.

Когда-то он был крупным мужчиной — не таким крупным, как я, но физически внушительным. За последние пять лет он сильно похудел. Потерял в весе и росте. Однако он так же умен, как и прежде. Я видел, как он обыграл Неро в шахматы, а это нелегко сделать.

Он находит какао, затем нагревает молоко в кастрюле на плите. У нас есть микроволновка, но он никогда ей не доверял.

— Откуда ты взялся, мальчик? — спрашивает папа Генри, без какой-либо злобы.

— Какое-то время мы жили в Лос-Анджелесе, — говорит Генри. — До этого мы были в Испании.

— Кто мы?

— Симона — его мать, — говорю я папе.

Папа делает паузу, насыпая какао в кружку. Его глаза встречаются с моими. Он смотрит на Генри, на этот раз более внимательно. Я вижу, как его взгляд скользит по росту Генри, его волосам, глазам, тому, как он сутулится на стуле за маленьким кухонным столом.

— Это правда? — мягко спрашивает мой отец.

— Да, — киваю я. — Правда.

Папа наливает горячее молоко в кружку и размешивает. Он передает ее Генри, садясь напротив него.

— Я давно знаю твою маму, мальчик, — говорит он. — Она мне всегда нравилась.

— Она знаменита, — говорит Генри, потягивая какао. Пенистое молоко оставляет небольшие усы над его верхней губой. Это делает его особенно похожим на Симону — очень специфическое и драгоценное воспоминание, которое осталось у меня о ней с давних пор. Я прижимаю большой и указательный пальцы к внутренним уголкам глаз, на мгновение отворачиваюсь от него и глубоко дышу.

— Она очень красивая женщина, — кивает папа. — Я сам был женат на красивой женщине давным-давно.

— Папа, — говорю я. — Я снова должен идти. Ты можешь позаботиться о Генри? Он может лечь спать в моей комнате.

— Могу, — кивает отец. — Однако он не выглядит уставшим. Генри, ты устал?

Генри качает головой.

— Какие развлечения ты любишь?

— У вас есть какие-нибудь настольные игры? — нетерпеливо спрашивает Генри.

— У меня есть шахматная доска. Ты когда-нибудь играл в шахматы?

Он качает головой.

— Я научу тебя. После того, как мы допьем наши напитки.

Я вхожу в гостиную, скрываясь от Генри и отца. В сотый раз я проверяю свой телефон, чтобы узнать, не писал ли мне Дюпон. Ничего. Пропущенных звонков тоже нет.

Уже почти полночь. Через семь часов я должен встретиться с Дюпоном бог знает где, чтобы помешать ему убить женщину, которую я люблю. И я, блядь, понятия не имею, как я собираюсь это сделать.

В моей руке звонит телефон, и я так сильно пугаюсь, что чуть не роняю его.

— Да, — лаю я.

— Ты кажешься напряженным, Дьюс, — произносит протяжный голос.

— Черт возьми, Рэйлан! — кричу я нечленораздельно от удивления.

— Я получил твое сообщение.

Нет времени объяснять — я перехожу сразу к делу.

— Мне нужно знать все, что тебе известно о Кристиане Дюпоне. Он гребаный психопат. Он…

Рэйлан прерывает меня.

— Почему бы мне просто не рассказать тебе об этом лично?

— Что ты имеешь в виду?

— Я сел на самолет до Чикаго. Мы сейчас на взлетной полосе. Ты можешь заехать за мной, или я могу взять такси.

— Ты здесь? Прямо сейчас?

— Тебе лучше в это поверить.

Все мое тело обмякает от облегчения.

Я не знаю, что, черт возьми, мы собираемся делать. Но если кто и может мне помочь, так это Лонг Шот.

— Оставайся там, — говорю я. — Я приеду за тобой прямо сейчас.

Я забираю Рэйлана в О’Харе. Он небрит, волосы такие длинные, что достают до воротника, одежда и кожа грязные. Он ухмыляется, когда видит меня, его зубы и глаза белые на фоне грязного лица.

— Извини, — говорит он. — Я собирался принять душ где-нибудь по дороге.

Я обнимаю его, не обращая внимания на грязь, которая поднимается облаком, когда я хлопаю его по спине.

— Не могу передать, как сильно я это ценю, — говорю я.

Рэйлан пожимает плечами, как будто ему ничего не стоило пролететь через полмира, чтобы помочь мне.

— Давно не виделись, Дьюс, — говорит он.