Проклятое золото

— Да, господин барон, мы с Нингой часто слышали о вас и знаем, что вы не только замечательный воин, но и увенчанный лаврами военачальник. А о вашей удали и отваге, когда вы командовали отрядом немедийских наемников, люди вспоминают до сих пор. Это было еще до того, как король Тифас жал вам титул барона и вы стали правителем этой провинции. Но многие еще помнят те давние мыс времена, правда, Нинга?

Айнхолц подозрительно посмотрел на Тамсин и, вкладывая саблю в ножны, сдержанно проговорил:

— Не стану отрицать, времена поистине были тогда героические. Что же до того, что король сделал меня правителем Урбандера… Он, видишь ли, он просто отблагодарил меня за помощь в войне с коринфийцами, когда я скорым маршем прибыл к нему с целым войском отчаянных ребят, хотя без нас он нипочем бы не победил. — Старый вояка воодушевился и явно решил воспользоваться случаем, чтобы произнести речь перед своими приближенными. — Король Тифас всегда знает что делает. Ему нужен был человек, твердый и решительный, на которого он мог бы положиться, для защиты северных пределов Бритунии, и он нашел такого человека! Так что Тифас совсем не зря отдал мне Урбандер и сделал меня бароном. — Айнхолц выразительно постучал пальцем по массивному нагрудному знаку из чистого золота, приколотому на его впалой груди. — Да-а, хлопот у правителя этой северной окраины всегда хватало. Если бы только одни набеги! А сколько раз за последние годы возникала опасность крестьянских волнений! Эти простолюдины вечно чем-нибудь недовольны. — Он замолчал и прислушался. — Ну вот, накаркал, называется. Слышите, как расшумелись? Из-за чего бы это они сегодня? Или опять из-за налогов? Разогнать немедленно, а кто будет сопротивляться — в каталажку, на хлеб и воду! Ишь вздумали у меня бунтовать!

— Нет, нет, господин барон, это не бунт, — поспешил успокоить Айнхолца верховный офицер. — Это всего-навсего несколько горожан, которые собрались, чтобы увидеть знаменитую колдунью, и которые надеются иметь возможность отпразднован, ваше счастливое избавление от мук. На всякий случай я приказал стражникам не спускать с них глаз, но уверен, что даже это лишняя предосторожность. Пусть себе пошумят немного, вреда от этого никому не будет. А попозже, когда Тамсин вас вылечит, мы можем даже послать им вниз бочонок вина, чтобы

они как следует повеселились.

— Гм, ну ладно, я не возражаю. — Барона утомила его собственная длинная речь и последующее волнение, он тяжело откинулся на спинку кресла и переключил внимание на Тамсин. — Итак, девочка-колдунья, вернемся к тому, с чего начали. Как же ты собираешься меня лечить?

Тамсин уставилась на него сосредоточенным пристальным взглядом, свою куклу она держала перед собой.

— Сперва надо определить, чем вы страдаете, господин барон. Думается мне, вы подвержены паралитической трясучке.

— Что верно, то верно, совсем меня замучила, проклятая, — подтвердил барон. — Только эль мне и помогает от нее, а по утрам ну просто никакой мочи нет. — После секундного колебания он поднял руку и показал, как дрожат пальцы.

— Запущенный случай, — констатировала Тамсин. — И, без сомнения, болезнь усугубится, если не начать лечения немедленно. Такая вот трясучка бывает обычно, если человек любит пображничать и не знает меры в ночных кутежах. — Она наклонилась и негромко сказала что-то своей кукле, потом помолчала, будто слушая ответ, и задала следующий вопрос: — Господин барон, а подагра у вас тоже есть?

— И подагра есть, — охотно признался Айнхолц. — Сейчас, правда, ничего, терпимо, но временами, особенно осенью, когда собирают урожай, и во время празднования зимнего солнцестояния, бывает, ноги так распухают, что я почти ходить не могу. — Он скинул одну туфлю и через шелковый чулок стало заметно, что сустав несколько увеличен в размере.

— Да, мы с Нингой видим. Подагрой человек расплачивается за чревоугодие. Разумеется, мясо на вашем столе появляется гораздо чаще, чем в простых домах, как оно и подобает человеку вашего звания, Но за это приходится платить здоровьем. А скажите мне, господин барон, болят ли у вас кости?

— Еще как болят! — воскликнул барон, успев позабыть, что поначалу ему не очень хотелось распространяться о своих хворях в присутствии такой толпы народа. — Особенно сильно болят поздней ночью и перед рассветом. Я испробовал все обычные средства: ставил у самого ложа раскаленную жаровню, выпивал перед сном большую чашу горячего крепкого вина с пряностями, две деревенские девки согревали мне постель, перед тем как я ложился в нее, — ничего не помогает. Если ты, колдунья, сумеешь сделать что-нибудь, облегчить мои муки… я готов передумать, взять свои слова обратно, и тебе не придется жаловаться на мою скупость.