Проклятые

Мы стоим молча. Кладбище залито тусклым светом луны, повсюду вокруг простираются бесчисленные надгробия. Трава серебрится под лунным светом. Не зная, что сказать, я вглядываюсь в лицо Арчера. Лунный свет отливает синевой на его ирокезе, поблескивает серебром на булавке в щеке. Наконец я говорю:

– Тебя звали Арчи Арчер?

– Сейчас кто-то получит в глаз, – отвечает он.

В тот же день, когда похоронили его сестру, рассказывает Арчер, он вернулся на кладбище, уже ночью. Собиралась гроза, в небе клубились черные тучи. Арчер быстренько сбегал в магазин и украл баллончик с гербицидом – специальной аэрозолью для уничтожения сорняков и травы. Он опрыскал этим средством свои байкерские ботинки, так что кожа промокла насквозь, подошел к свежей могиле сестренки и, хлюпая ядом при каждом шаге, исполнил примитивный танец – танец дождя в последний час перед грозой. Арчер выделывал пируэты и прыгал. Его кожаная куртка хлопала на ветру, он матерился, задрав голову к небу. Топая ядовитыми ногами, Арчер выл и ревел, и скакал как безумный под нарастающим натиском ветра. Под грохот приближающейся грозы он кричал во весь голос, плясал и кривлялся. Завывал и рычал. Когда первые капли дождя упали ему на лицо, Арчер почувствовал, как воздух потрескивает от статического электричества. Его синие волосы встали дыбом, булавка в щеке заискрилась и загудела.

По словам Арчера, с неба обрушился ломаной линией разряд белого света, и его тело мгновенно поджарилось на огромной булавке.

– Прямо здесь – объясняет он и встает рядом с могилой сестры на то место, которое стало его собственной могилой. Арчер ухмыляется и говорит: – Тряхнуло изрядно.

На этой полоске скошенной травы, простирающейся на дюжину могил в каждую сторону, на этой кладбищенской аллее до сих пор сохранился призрак танца Арчера. Среди новой травы, ярко-зеленой и мягкой, как первые всходы, выросшие на поле боя, ясно виднеется каждый ядовитый след, оставленный Арчером до того, как его поразила молния. Везде, везде, где он топтал своими отравленными ботинками, говорит Арчер, трава погибла, и только теперь начала расти заново, постепенно стирая его ночную хореографию.

Через несколько дней после той ночи, когда Арчер превратился в гигантский кощунственный и богохульный шашлык, насаженный на шампур своей раскаленной булавки, уже в день собственных похорон его последние слова проступили ядовитыми желтыми буквами, четко читавшимися на фоне ухоженной зелени. Люди, которые несли его гроб, прошли прямо по этим словам, выписанным его яростным танцем, по этим мертвенно-желтым буквам, слишком крупным, чтобы их смог прочитать кто-нибудь, кроме Бога на небесах: На хуй жизнь.

– Двое детей за неделю… – вздыхает Арчер. – Бедная мама.

Мы снова молчим, и я вдруг явственно слышу в шелесте ночного ветерка свое имя, едва различимое, как далекий запах свечей, горящих в тыквенных фонарях. Где-то за горизонтом меня зовет тихий хор из трех голосов. В темной дали три разных голоса нараспев повторяют:

– Мэдисон Спенсер… Мэдди Спенсер… Мэдисон Десерт Флёр Роза Паркс Койот Трикстер Спенсер…

Эта песня сирен завораживает, пленяет, манит меня в неизвестность, и я, как в гипнозе, иду на зов. Пробираюсь между надгробиями, как зачарованная. И жутко злая.

Арчер кричит мне вслед:

– Ты куда?

У меня встреча, отвечаю я. Не знаю где.

– На Хеллоуин? – уточняет Арчер. – К полуночи нам всем надо вернуться в ад.

Не волнуйся, кричу я ему. Зачарованная и растерянная, я иду в темноту. На зов таинственных голосов, на звук своего имени. Я кричу Арчеру:

– За меня не волнуйся! Увидимся в аду…

XXXVIII

Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон Десерт Флёр Роза Паркс Койот Трикстер Спенсер.

Ты бросил мне вызов. Ты меня разозлил. Теперь, чтобы доказать, что я существую, мне придется убить тебя. Как дети переживают отцов, так и герой должен похоронить автора. Если ты действительно автор моей истории и меня, значит, когда я тебя убью, меня тоже не станет. Ну и ладно. Невелика потеря. Жизнь в роли чьей-то марионетки не стоит того, чтобы жить. Но если я уничтожу тебя и твой дебильный сценарий, а сама продолжу существовать… это будет здорово, потому что я стану хозяйкой своей судьбы.

Скоро я вернусь в ад, так что готовься умереть от моей руки. Или будь готов убить меня.