Проклятые

Я сказала маме, что она была очень красивой, когда вручала эти дебильные «Оскары», но теперь ей надо Ctrl+Alt+D и отпереть двери всех моих спален в Дубае, Лондоне, Сингапуре, Париже, Стокгольме, Токио и далее по списку. Пусть нажмет Ctrl+Alt+C, откроет шторы и впустит солнечный свет в эти наглухо запечатанные, темные комнаты. Я заставила папу пообещать отдать все мои куклы, одежду и мягкие игрушки сомалийским горничным, которые работали у нас в каждом доме, и повысить им зарплату. Помимо этих требований велела родителям удочерить наших горничных – по-настоящему, со всей необходимой документацией, – и проследить, чтобы каждая из этих девочек получила высшее образование и стала успешным пластическим хирургом, юристом по налогам или психоаналитиком. Попросила, чтобы мама больше не запирала их в ванной, пусть даже в шутку. Наконец мама с папой хором воскликнули по телефону:

– Хватит! Мэдисон, мы обещаем!

Стараясь утешить родителей, я им сказала:

– Если вы сдержите свои обещания, мы навечно останемся вместе, одной большой и счастливой семьей!

Мои родители, мои друзья, Горан, Эмили, Мистер Вжик и Тигрик… мы проведем вечность вместе.

А теперь… похоже, меня-то в аду и не будет.

XXXVI

Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон. Хотя ты, наверное, и так уже в курсе. Если верить твоим словам, ты знаешь обо мне больше, чем я сама. Тебе известно все, так что я не зря подозревала, что тут что-то нечисто. Наконец-то мы встретились лицом к лицу…

Мы все облачились в свои хеллоуинские костюмы, которые на самом деле совсем не костюмы, за исключением Эмили в наряде сказочной принцессы. Бабетта никак не желает признать, что она просто какая-то никому не известная усопшая, поэтому нарядилась Марией-Антуанеттой, дополнив образ нарочито неаккуратными черными стежками на шее. Мы слоняемся по берегу Озера чуть теплой желчи и ждем, когда нас переправят в Реальную Жизнь, где можно будет разжиться конфетными сокровищами.

Когда уже начинает казаться, что нам придется трястись в каком-нибудь грязном вонючем вагоне для перевозки скота, оставшемся от переправы евреев на Холокост, прямо к нам, словно в замедленной съемке, подъезжает роскошный черный лимузин. Тот же самый, который забрал меня с кладбища на моих похоронах. Тот же самый водитель в форме, фуражке и зеркальных темных очках выходит из салона и направляется к нашей компании. В руке, обтянутой черной перчаткой, он держит зловещую стопку белых листов, скрепленных по краю тремя ременными винтами. Сразу ясно, что это сценарий, от которого даже издалека буквально разит голодом, наивно завышенными ожиданиями и нелепым любительским оптимизмом, – то есть все оказалось гораздо хуже, чем я предполагала.

Водитель протягивает мне эту толстую стопку листов, надеясь, что я их возьму, и произносит:

– Привет!

Его зеркальные очки мечутся между страницами и моим лицом, как бы побуждая меня посмотреть на сценарий, заметить его и принять.

– Я нашел свой сценарий, привез вам почитать, – говорит он. – По дороге на землю.

В этот напряженный момент уголок его рта дергается, губы складываются в усмешку, то ли застенчивую, то ли ехидную, и мне видны его зубы – острые, коричневатые, как у какого-нибудь грызуна. Щеки водителя вспыхивают багровым румянцем. Он пригибает голову, опускает плечи. Мыском блестящего черного сапога – тяжелого и старомодного, больше похожего на копыто, – водитель вычерчивает пентаграмму в пыли и пепле. Он затаил дыхание, от него прямо исходит волна беззащитного, трепетного ожидания, но я знаю не понаслышке, что стоит мне прикоснуться к его кинематографическому воздушному замку, как он сразу же вообразит, будто я подключу нужных людей, обеспечу финансирование съемочного процесса и заключу выгодный для него договор по отчислениям с проката. Это всегда неловкий момент. Даже в аду.

И все же мне хочется приехать на Хеллоуин с шиком, а не в каком-нибудь вшивом, вонючем, тифозном нацистском вагоне, поэтому я неохотно бросаю взгляд на титульный лист сценария, протянутого мне водителем. Там по центру страницы, жирным шрифтом, заглавными буквами, – первый пугающий признак самовлюбленного дилетантства, – напечатано название:

«ИСТОРИЯ МЭДИСОН СПЕНСЕР

Автор идеи и текста: Сатана.

Охраняется авторским правом».

Во-первых, я перечитываю название еще раз. И еще раз. Во-вторых, смотрю на именной значок, приколотый к лацкану форменной куртки водителя. Это гравировка на серебре, и там действительно написано: «САТАНА».

Свободной рукой он снимает фуражку, обнажая два костяных рога, пробивающихся сквозь копну самых обыкновенных каштановых волос. Водитель убирает зеркальные темные очки, и я вижу его глаза. Желтые. С горизонтальными зрачками, как у козы.