Проклятые

Согласно традиции, на Хеллоуин мертвые возвращаются на землю в облике из своей прежней жизни. Вот почему Леонард вновь становится древним умником-ботаном. Паттерсон – тупым спортсменом из бронзового века. Бабетта – замученной пытками ведьмой или кем там она была раньше. Из-за того, что мои новые друзья мертвы уже несколько столетий, а некоторые – так и вовсе тысячелетий, эти мгновения, когда мы все вместе сидим и готовимся к празднику, кажутся еще более хрупкими, важными и драгоценными.

– Да ну на фиг! – восклицает юная Эмили. Она шьет себе пышную юбку из тюля и украшает ее драгоценными камнями, собранными с коматозных смятенных душ. – Я не стану ходить за конфетами в облике тупой девочки из Канады, умершей от СПИДа. Я буду сказочной принцессой.

Втайне я обмираю от ужаса. Мне страшно выйти к живым. Это первый Хеллоуин после моей смерти, и я содрогаюсь от мысли, сколько маленьких мисс Стервозин Вандерстервь будут бродить по улицам с лицами в синюшном гриме и петлями презервативов с Хелло Китти на шеях. В дешевой пародии на мой собственный трагический конец. Сколько раз за те считаные часы, что я проведу на земле, мне придется столкнуться с бездушными людьми, которые будут надо мной смеяться? Наверное, мне, как и Эмили, следовало нарядиться в какого-то шаблонного персонажа вроде джинна, ангела или призрака. Или как вариант: вернуть свои кровожадные войска на землю, и пусть они носят меня на плечах в золотом кресле, гоняют по улицам всяких мисс Сучек фон Злючек и наводят на всех ужас. Или взять с собой Тигрика и изображать ведьму.

Почувствовав мою нерешительность, Леонард спрашивает:

– Ты в порядке?

В ответ я лишь пожимаю плечами. Настроение портится, когда я вспоминаю, как врала родителям по телефону.

Я напоминаю себе, что ад превращается для нас в ад именно потому, что мы ждем, что он будет похожим на рай.

– Надеюсь, это поднимет тебе настроение, – раздается чей-то голос.

Я даже и не заметила, как к нашей компании присоединился Арчер. Вместо костюма у него толстая папка для документов. Он вынимает из нее какой-то листок. Поднимает повыше, чтобы видели все, и говорит:

– Кто сказал, что мы живем только раз?

На листке стоит большая печать. Всего одно слово яркими красными буквами: «ОДОБРЕНО».

XXXV

Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон. Прошу прощения, но мне надо на пару минут сбегать в прошлое.

Смешно… я прошу прощения у дьявола.

Лист бумаги, который Арчер держит в руках, – это моя апелляция. Какая-то жутко замысловатая форма запроса на повторное рассмотрение дела. Бабетта заполнила ее за меня, когда стали известны результаты моего испытания на спасение при посредстве детектора лжи. Возможно, моя душа действительно признана невиновной, и облеченные властью лица решили исправить свою ошибку. Но, вероятно, тут есть политическая подоплека, и мое укрепляющееся влияние – свежеумершие новобранцы, которых я привлекаю с земли, и огромные армии, какие я собрала, – представляет такую угрозу для демонов, что они готовы меня отпустить, лишь бы не потерять свою власть. Так или иначе, но… мне уже не нужно оставаться в аду. Мне даже не обязательно быть мертвой.

Я могу вернуться на землю, к родителям, и прожить столько лет, сколько мне было назначено изначально. У меня будут месячные, я смогу рожать детей и объедаться авокадо.

Единственная проблема: я пообещала родителям, что мы встретимся в вечной жизни. Да, конечно, сказала я им, мы все окажемся на небесах вместе с Буддой, Мартином Лютером Кингом-младшим и Тедди Кеннеди, будем курить райский гашиш и все прочее… но я ПРОСТО ПЫТАЛАСЬ щадить их чувства. Честно слово, моя мотивация была самой что ни на есть благородной. На самом деле мне просто хотелось, чтобы они перестали плакать.

Нет, я не питаю иллюзий по поводу шансов своих родителей оказаться в раю. Но все равно, желая подстраховаться, я заставила папу пообещать, что он будет сигналить в машине не менее сотни раз в день. Заставила маму поклясться, что она станет почаще ругаться матом и всегда бросать окурки прямо на улице. С их уже существующим послужным списком подобное поведение гарантированно обеспечит проклятие им обоим. Вечность в аду – все равно вечность, зато мы опять будем вместе, одной семьей.

Папа все еще плакал, но я заставила его пообещать, что он никогда не упустит возможности испортить воздух в переполненном лифте. Велела маме поклясться, что она будет мочиться в бассейне каждого отеля, где ей доведется остановиться. По божественному закону каждому человеку разрешается испортить воздух только в трех лифтах и помочиться прямо в воде лишь в двух общественных бассейнах. Причем независимо от возраста, так что большинство смертных обеспечивают себе место в аду уже к пяти годам.