Медленными шагами, несколько развинченной, слегка женской походкой Бодлер шел по земляной насыпи возле Намюрских ворот, старательно обходя грязные места и, если шел дождь, припрыгивая в своих лакированных штиблетах, в которых с удовольствием наблюдал свое отражение. Свежевыбритый, с волнистыми волосами, откинутыми за уши, в безупречно белой рубашке с мягким воротом, видневшимся из-под воротника его длинного плаща, он походил и на священника, и на актера.
В. Левик:
Но время шло. Крупнейшие художники Франции – Курбе, Мане, Домье, Фантен-Латур, не говоря уже о многих менее крупных, запечатлевали образ Бодлера на полотне.
И как страшно, как трагически менялся этот образ!
На знаменитом портрете кисти Курбе Бодлер изображен ночью при свете свечи, углубленным в чтение какого-то фолианта. От прекрасной шевелюры не осталось и следа. Исчезло мечтательное очарование юности. Лицо поэта изображено в профиль. Вся его фигура, откинутая в сторону рука с почти неестественно растопыренными пальцами – все выражает напряженную работу мысли. И то ли тьма, в которую уходят края картины, то ли сгорбленная фигура поэта и бледное пламя свечи – трудно сказать, что в этом повинно, – но зрителя охватывает ощущение тревоги и беспокойства.
Бодлер стареет, опережая годы. Волосы его рано седеют. Лицо покрывается глубокими морщинами. Запавший рот приобретает желчное, саркастическое выражение. Оголенный лоб становится еще массивнее, еще выше. Глаза из-под седых бровей глядят пронзительно и недобро. Современник пишет, что в сорок шесть лет он походит на дряхлого старика.
И на последнем его портрете, написанном Фантен-Латуром, лицо поэта выражает такое трагическое отчаяние, такую безысходную скорбь, что от него долго не можешь оторвать глаз и сердце невольно сжимается.
Домье. Портрет Бодлера. Может быть… Домье просто выдумал, надсмеялся, исказил, извратил, предал? Нет, я уж твердо знал, что это неверно, Домье сказал правду… Может быть, так оно и полагается? – человек отдает себя искусству – в. сего, до последней жилки – и, когда ты его увидишь в такой предательский миг «меж детей ничтожных мира», то начинаешь понимать, чего оно стоит, это искусство. Ну, почему же это до такой степени бедно, нищо, замучено? Почему это лицо пронизано таким ужасом перед существующим, перед жизнью?..
Из истории влияний
К Бодлеру, с которого начинается всё, ведет длинный, обильный страданием путь: Сен-Аман, Спонд, Шенье, Шатобриан, Сент-Бёв, Мюссе, Альфред де Виньи, Бертран, Жерар де Нерваль, Барбье д’Орвильи, Готье, Леконт де Лиль – великая поэзия интровертированного прозрения.