Шарль Бодлер – Мари Добрен:
Мужчина говорит: «Я вас люблю», – и молит женщину, а та ему отвечает: «Полюбить вас? Никогда! Моя любовь отдана одному человеку, и горе тому, кто явится вслед за ним; кроме безразличия и презрения он не добьется от меня ничего». И вот – этот мужчина – из одного только удовольствия без конца смотреть в ваши глаза – позволяет вам говорить с ним о другом, говорить лишь о нем, воспламеняться лишь для него, думать о нем одном. Из всех этих признаний мне пришлось сделать весьма своеобразный вывод, что для меня вы отныне не та женщина, которую желаешь, но та, которую любишь за чистосердечие, за ее пыл, неискушенность, молодость, безрассудство.
Пускаясь в эти объяснения, я многое проигрываю; ведь вы были столь тверды, что мне пришлось подчиниться. Зато вы, мадам, многое выиграли: вы внушили мне чувство уважения и глубокого почтения. Так будьте же такой всегда и сохраните в душе тот пыл, который делает вас столь прекрасной и счастливой.
Умоляю вас, вернитесь, и я буду кроток и умерен в своих желаниях… Я не стану уверять вас, что во мне не будет больше любви… однако будьте покойны, вы для меня предмет поклонения, и для меня невозможно запятнать вас чем-либо.
Говоря о теме женщины у Бодлера, нельзя пройти мимо его Беатриче – пусть не девушке и пусть не в красном. Он выбрал свою среди женщин на содержании, но это ни в коем случае не несет на себе уничижительной или осуждающей нагрузки: я вполне отдаю себе отчет, что среди содержанок возможны возвышенные натуры и чистые души, вполне достойные имени Беатриче. Именно такой, видимо, была Аполлония Сабатье, существо не вполне от мира сего, женщина возвышенная, мистически одаренная и в то же время полная природных сил и способная к духовному раскрепощению.
В декабре 1852 года Аполлония получила анонимное письмо, содержащее стихотворение с посвящением: «Той, которая слишком весела…» Это было первое из девяти миниатюр цикла Сабатье, посвященных влюбленным поэтом своему духовному идеалу, Женщине иного мира, его Беатриче, его Лауре, его Музе:
Головка твоя, жесты, весь вид прекрасны, как прекрасный пейзаж; смех играет на твоем лице, как свежий ветер в ясном небе.