Проклятые поэты

Эту разновидность женщины Бодлера назову условно КАПРИЗОМ. Не просто женщина-ПЛОТЬ (Жанна) или женщина-ДУХ (Аполлония), а нечто более усложненное, «по воле ветра» меняющее свою суть, с одной стороны, и, напротив, – нечто легковесное, ускользающее, неохватное. Тропическому пейзажу Жанны, где богатая растительность источает экзотические ароматы, устойчиво прекрасному пейзажу Аполлонии, где вечно торжествует ясная погода, противопоставлен особый, «северный» по своей окраске, пейзаж Мари: «Иногда ты схожа с прекрасным пейзажем, обжигаемым солнцами осенних туманов… О, как сияешь ты, залитый дождем пейзаж, пламенея в лучах грозового неба! Опасная женщина… хватит ли мне сил обожать снега твои и заморозки, сумею ли извлечь из беспощадной твоей зимы более острые радости, чем лед и железо?» Зима, заморозки, но и туманы, но и дожди. Образы ТРЕЗВОСТИ, но и образы СПЛИНА. Все это, однако, именно ПЕЙЗАЖ. Сама Мари – ЯД, но тот, что убивает медленно и сладострастно, как дурман. Дурман вин, например. Зелень глаз Мари – омут, контрастирующий с «чернильным» взглядом Жанны и синим окоемом Аполлонии.

Вместе с тем Мари – не только женщина СПЛИНА. Как и Жанна, она зовет поэта в страну ИДЕАЛА, однако если родина Жанны более естественна, хотя и далека, то царство Мари утопает в роскоши зеркал, золота и шедевров антиквариата: «Там – все порядок и красота, роскошь, покой и сладострастие». Женщина КАПРИЗА, она же и женщина СТИХИИ, отсюда сравнение ее с КОРАБЛЕМ, детищем самой вольной в глазах Бодлера стихии-моря. Если Жанна – пальмовый остров в океане, то Мари – непосредственное движение его вод. Походка – скольжение корабля, везущего в своих трюмах роскошные ткани, корабля, послушного медленному, размеренному и ленивому ритму умиротворенной морской волны. Фигура – нечто скульптурно укрупненное. Широкая и круглая шея, полноватые плечи; массивное горло, напоминающее «шкаф», своеобразный тайник, где припрятаны драгоценные вина, духи и напитки, «вызывающие бред рассудка и сердца»; благородные ноги Мари причудливо напоминают поэту «двух ведьм», опускающих в глубокую вазу «черный фильтр», а ее крепкие и гибкие руки приобретают, в итоге, форму «двух удавов».

Монументальность Мари не в силах, однако, скрыть органически присущее ей и глубоко упрятанное противоречие, выраженное сочетанием чего-то, идущего от ДЕТСТВА, с чем-то отшлифованным ЗРЕЛОСТЬЮ. Женщина-ребенок. Гигантша-подросток. Эти внешне взаимоисключающие друг друга понятия – свидетельства духовной и нравственной незрелости Мари, разлада ее ФОРМЫ с ее СОДЕРЖАНИЕМ. Если Жанна – видение из прошлого, воспоминание, если Аполлония – предвестие будущего, символ «духовной зари», то Мари – настоящее, так как ее красота одновременно и пронзительна, и ущербна.