Проклятые поэты

Женщины, которые играли немалую роль в жизни Бодлера, не могли разделить с ним его мирочувствование и духовные интересы: Жанна вообще не понимала его стремлений, актриса Мари Добрен, с которой он сблизился в 1854-м, когда, по его признанию, Жанна стала «…преградой на пути развития интеллекта», тоже оказалась эгоистичной и поверхностной, а Аполлония Сабатье, в которой Шарль стремился обрести свою Беатриче, была содержанкой банкира. Много натерпевшись от матери, Бодлер не обрел и надежной подруги. Видимо, личный опыт послужил основанием для скептического отношения к женщинам вообще:

Что же касается женщин, то бесформенность их образования, их политическая и литературная некомпетентность превратили их в глазах многих авторов в эдакую домашнюю утварь или в убежище для плоти. Проглотив обед и удовлетворив зверя, поэт попадает в безбрежность одиночества своей мысли.

Тема ЖЕНЩИНЫ является центральной в творчестве Бодлера, и это естественно: он много любил и много страдал от самых разных проявлений женской любви – материнской, продажной, эгоистической, жестокой… Поэтому «женские» циклы столь различны, а отношение самого Бодлера к женщине объемлет все степени переходов между подземельем и седьмым небом, между «злом», «грязью», «позором людского рода» и «божественностью», инструментом «потаенного замысла» мироздания – родов гения… Утверждение любви в ее одновременно «райском» и «адском» обличье – центральный мотив «Гимна Красоте» и многих других стихов Бодлера.

Если в средневековой куртуазной поэзии женщина олицетворяла божественный идеал, источник высших человеческих чувств и луч света в мире пошлости и насилия, то для прóклятых она была «прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла». Идолопоклонство, обожествление, культовые католические гимны женщине, с одной стороны, и преувеличенно-гротескный апофеоз «Гигантши», плотская похотливость и откровенный цинизм «Благословения», «простодушное чудовище» «Гимна Красоте», «красивый ад» – с другой…

За то, что он готов меня боготворить,
Занятье воскрешу я идолов античных
И, как они, хочу позолоченной быть!

Я нардом услажусь, и мирру воскурю я,

Найду забвение и в пище и в вине!
Из сердца, что в меня так влюблено, смогу я
Исторгнуть почести божественные мне!

Когда же от забав кощунственных устану,

Всю мощь моей руки я возложу на нем!
До сердца самого она проточит рану
На когти гарпии похожим ноготком.

Я сердце красное из этой груди выну,

Как из гнезда птенца, что бьется и дрожит,
И на землю моей любимой кошке кину
С презрением его, чтоб мой зверек был сыт.

Или:

Вас, дев и дьяволиц, страдалиц и чудовищ,
Люблю вас, нашу явь презревшие умы!
Вы в бесконечности взыскуете сокровищ,
Вы, богомолицы, и вы, исчадья тьмы!

То плачете, а то кричите в исступленье,

О сестры бедные! Душа за вас скорбит,
За муки хмурые, за боль неутоленья,
За сердце, где любовь, как пепел в урнах, спит.

М. Нольман: