Проклятые поэты

В отличие от книги «Цветы Зла», композиция которой строго продумана автором, «Стихотворения в прозе» замыслены им как ряд свободных, не связанных одним сюжетом миниатюр. В письме к Арсену Уссе, опубликовавшему двадцать его стихотворений в прозе, Бодлер писал: «Оцените, пожалуйста, исключительное удобство такой комбинации для всех: для вас, меня и читателя. Мы можем прервать, где пожелаем, я – свою грезу, вы – рукопись, читатель – чтение, ибо я не хочу неволить упрямца нескончаемой изощренной интригой. Вытащите один позвонок, и две части этой извилистой фантазии без усилия воссоединятся. Разрубите ее на множество кусков – вы заметите, что каждый способен жить самостоятельно». Тем не менее «фантазия» поэта оставляет впечатление редкостного единства. «Стихотворения в прозе» не случайные фрагменты, а сплав комедии, трагедии, радости жизни. Воля автора не ослабевает ни на мгновение. Ею объединены эти якобы не связанные друг с другом отрывки, она зажигает их внутренним движением, направляет читательскую мысль по определенному руслу.

Пересечения «Стихотворений в прозе» с «Цветами Зла» действительно многочисленны: та же тематика, общий лирический герой (преимущественно сам поэт), общая этика и антропология, огромная емкость.

В нескольких фразах каждой миниатюры – квинтэссенция целого романа; все вместе они составляют эпопею, название которой необычайно трудно подыскать. В самом деле, как можно озаглавить эти едва уловимые состояния души, эти многоплановые образы, становящиеся символами, эти откровенные исповеди, эти мудрые афоризмы? Разве смог бы даже удачно найденный, эффектно звучащий заголовок сконцентрировать в себе все мысли поэта? Если Бодлер считал это произведение аналогичным «Цветам Зла», оно должно было обладать и аналогичным названием. Но такое, как носит его книга стихотворений, отыскать не легче самородков.

Благодеяния Луны

Луна, воплощенная прихоть, заглянула в окно, когда ты спала в колыбели, и сказала себе: «Мне нравится это дитя».

И она расслабленно спустилась по своей облачной лестнице и беззвучно проникла сквозь оконные стекла. Потом она простерлась над тобой с гибкой нежностью матери и наложила на твое лицо краски. С тех пор глаза твои остались зелены, а твои щеки необычно бледны. От созерцания этой гостьи так странно расширились твои зрачки, и так нежно она сдавила тебе горло, что навсегда сохранилось у тебя желание плакать.

Между тем в избытке восторга Луна заполняла всю комнату, подобно фосфорическому сиянию или светящейся отраве; и весь этот свет, живой и трепещущий, думал и говорил: «Ты вечно будешь под властью моего поцелуя. Ты будешь прекрасна моей красотой. Ты будешь любить то, что я люблю и что меня любит: воду, облака, молчание и ночь; море, необъятное и зеленое; воду, лишенную образа и многообразную; страну, где тебя нет; возлюбленного, которого ты не узнаешь; чудовищные цветы; ароматы, заставляющие бредить; кошек, томно замирающих на рояле, стонущих как женщины, хрипло и нежно!