Проклятые поэты

Тревожною стаей, слепой и шальной,
Крылатая память шумит надо мной
И плещет, и мечется, бредя спасеньем,
Над желтой листвою, над сердцем осенним,
А сердце все смотрится в омут глухой,
Над Заводью Слез сиротея ольхой,
И клики, взмывая в тоскующем вихре,
В листве замирают и вот уже стихли,
И только единственный голос родной,
Один на земле, говорит с тишиной —
То голосом милым былая утрата
Поет надо мною, как пела когда-то,
Поет надо мною – о тягостный звук! —
Печальная птица, певунья разлук;
И летняя ночь, наплывая с востока,
Стоит молчаливо, светло и высоко,
И лишь дуновенье прохлады ночной
Едва ощутимою синей волной
Баюкает заводь и в сумраке прячет,
А листья все плещут, и птица все плачет.

«Под ветром ежатся, как дети…»

Под ветром ежатся, как дети,
Ракит кладбищенских кусты
В белесом леденящем свете.

Скрипят сосновые кресты —

Могил печальные обновы.
Кричат, как заткнутые рты.

Текут, безмолвны и суровы,

Рекою траура и слез
Родители, сироты, вдовы.

По кругу и наперекос,

Под содрогания рыданий
Плутают меж бумажных роз.

Трудны тропинки расставаний!

Летят, беснуясь, облака,
Свивая небо в рог бараний.

Как угрызенье, как тоска,

Живых терзает дрожь озноба,
А мертвым стужа – на века.

Неласкова земли утроба!

Забвенье, память ли нужна
Им, стынущим под крышкой гроба?

Хоть бы скорей пришла весна

И с нею щебет, и цветенье,
И жаркая голубизна!

Приди, о чудо обновленья,

И расколдуй сады, леса
От зимнего оцепененья!

Пусть солнце полнит небеса,

Пусть над тоскою беспредельной
Погостов жизни голоса
Звучат, подобно колыбельной.

«В руках ведь заключен особый смысл…»

В руках ведь заключен особый смысл:
В них целый мир, исполненный движенья,
Где как мизинец, так и перст
Творят магнитных полюсов боренье.

«Меня не веселит ничто в тебе, Природа…»

Меня не веселит ничто в тебе, Природа:
Ни хлебные поля, ни отзвук золотой
Пастушеских рогов, ни утренней порой
Заря, ни красота печального захода.

Смешно Искусство мне, и Человек, и ода,

И песенка, и храм, и башни вековой
Стремленье гордое в небесный свод пустой,
Что мне добро и зло, и рабство, и свобода!

Не верю в Бога я, не обольщаюсь вновь

Наукою, а древняя ирония, Любовь,
Давно бегу ее в презреньи молчаливом.

Устал я жить, и смерть меня страшит. Как челн

Забытый, зыблемый приливом и отливом,
Моя душа скользит по воле бурных волн.

Да, он был декадентом и символистом – декадентом душевной правды и символистом правдивой жизни, ибо жизнь – это и есть воплощенный декаданс, а правда – полна символов.

Да, таков «основатель болезненно-извращенной литературной школы» – сделавший декаданс делом жизни, придавший поэзии задушевность и музыкальность, усиливший ее выразительность, сблизивший поэтическое слово с живой речью. Да, таков один из самых проникновенных и трепетных поэтов, испытывавший неразрешимую тревогу по несуществующей красоте.

* * *

Бывают харизматические вожди, а бывают харизматические поэты – уста Бога. Его деянья и Его свершенья. И те, и другие – несчастны: властители мира и его изгои…