Проклятые поэты

Но и на гражданской поэзии поэта-парии, наследующей «Прюдому», лежит печать его «я».

…Ибо я, за рывком рывок,
Ухожу, как травимый волк
От погони, и за собой,
Увлекая ретивый гон,
Шкурой слышу со всех сторон
Хищный лай и голодный вой.

Злость, и Ненависть, и Корысть —

Эти суки хотят загрызть,
Эти псицы спешат напасть,
День за днем, круглый год, весь век —
Черств мои хлеб и тосклив ночлег,
И нет сил, чтоб стряхнуть напасть.

Многие его стихи положены на музыку… Дебюсси, Равель, Форе, Шарпантье, Фабр, Шоссон, Борд, Севрак, Лазарри, Сандре…

Над гаснущим в томительном бреду
  Не надо слов – их гул нестроен;
Немного музыки – и я уйду
  Туда – где человек спокоен.

* * *

Мой Верлен – моя неудача. – Опус, недостойный несчастного гения. Эту писанину стоило бы выбросить в корзину, как и многое другое, но нет ни времени, ни сил начать заново. Плохое оправдание, но что делать…

Разве что обратиться к Лепеллетье, Морису, Доно, Сеше, Берто, Адану, Зайеду, Надалю, Мартино, Франсу, Сурио, Дарио, Каррильо, Брюсову, Вячеславу Иванову, Волошину, но попробуйте их достать в этой стране…

Теперь-то я знаю, как надо было писать: мерцающе о мерцающем – в манере Моне или Писсарро: феерично – он и был фейерверком на празднике поэзии.

А писать о Верлене следовало так…

…Есть область искусства, которая иногда (правда редко, случайно и прихотливо), но все же доносит нам наиболее интимные, наиболее драгоценные оттенки голосов тех людей, которых уже нет. Это – ритмическая речь, стих.

Не всякий поэт и не всякий стих обладает этими тайнами голоса. У величайших из мировых поэтов нет этого дара, и самое большее, что можем мы расслышать в их стихах, – это голос драматический и голос музыкальный.

Интимный же живой голос звучит у поэтов, часто несравненно менее гениальных и искусных. (Ибо не пришло время их гению.)

Как определить, что такое интимный голос поэта, звучащий в стихе?

Из каких сочетаний, ритмов, созвучий и напевностей слагается он?

Но он есть.

Часто бывает он спутником поэтов наивных и простодушных и всегда поэтов лирических.

Он прихотлив: он не находится ни в какой зависимости от размеров таланта.

Я слышу, например, звуки интимного голоса у Лермонтова, но не слышу их у Пушкина.

Их нет у Тютчева, но есть у Фета и еще больше у Полонского.

Но есть один поэт, все обаяние которого сосредоточено в его голосе. Быть может, из всех поэтов всех времен стих его обладает голосом наиболее проникновенным. Мы любим его совсем не за то, что говорит он, и не за то, как он говорит, а за тот неизъяснимый оттенок голоса, который заставляет трепетать наше сердце.

Этот поэт – Поль Верлен.

Этот старый алкоголик, уличный бродяга, кабацкий завсегдатай, грязный циник обладает неотразимо искренним, детски чистым голосом, и мы, не веря ни словам, ни поступкам его, верим только голосу, с безысходным очарованием звучащему в наивных поэмах его.

И вопреки всем обстоятельствам его жизни каждому, кто о нем говорит, неизбежно приходит на уста это слово: ребенок!

«Верлен, – говорит Коппе, – на всю жизнь остался ребенком! Как ребенок, был он беззащитен, и жизнь жестоко и часто ранила его».

«Верлен – варвар, дикарь, ребенок… – говорит Ж. Леметр, – но в душе этого ребенка иногда звучат голоса, которых никто не слышал до него».

«Ребенок! Да!.. Но испорченный ребенок», – наставительно и сурово прибавляет Р. де Гурмон.

И потому, что он всегда оставался ребенком, его голос был самое чистое пламя лирической поэзии – певучее пламя, которое звучало всеми извилинами его темной и ясной, его сложной и простой души.

«Этого поэта нельзя судить, как человека здравомыслящего, – говорил Анатоль Франс. – У него есть идеи, которых нет у нас, потому что он знает и гораздо больше, чем мы, и несравненно меньше. Он бессознателен, и в то же время он один из тех поэтов, которые приходят не чаще, чем раз в столетие. Вы утверждаете, что он сумасшедший? Я тоже думаю это. Он сумасшедший, вне всякого сомнения. Но осторожнее, потому что этот безумец создал новое искусство, и нет ничего невероятного, если о нем когда-нибудь станут говорить, как говорят теперь о Франсуа Вийоне, с которым он так схож: это был лучший поэт своего времени».

Возможен ли перевод такого поэта на иной язык?

A priori я ответил бы: нет, невозможен.

Перевести чужие стихи несравненно труднее, чем написать свои собственные.

Только чудом перевоплощения стихотворный перевод может быть хорош.

Переводы Сологуба из Верлена – это осуществленное чудо.

Ему удалось осуществить то, что казалось невозможным и немыслимым: передать в русском стихе голос Верлена.

Верлен в России