Проклятые поэты

Перевод ключевого состояния «ясновидения» «le dérèglement de tous les sens» как «расстройства всех чувств» не вполне адекватен смыслу идеи А. Рембо, поскольку это «расстройство» часто связывают с физиологическим состоянием наркотического транса. Вот что по этому поводу пишет Т. В. Соколова:

«Любой яд», о котором говорится в письме к П. Демени (главном из писем о «ясновидении») и который поэт готов «испытать на себе, чтобы извлечь из него квинтэссенцию», – это не вино или гашиш, это метафора бесконечного разнообразия «несказанных мук», которые он готов претерпеть, перевоплощаясь поочередно «в тяжелобольного, в великого преступника, в человека, прóклятого всеми, – и в великого Ученого!» Испытывая, как бы пропуская через себя «все формы любви, страдания, безумия», поэт «приобщается к неведомому» и тем самым «совершенствует свою душу как никто другой».

«De dérèglement de tous les sens» у Рембо – это не расстройство, а скорее «разупорядоченность чувств», т. е. высвобождение всех чувственных и эмоциональных состояний из колеи общепринятого, привычного, предписываемого здравомыслием и дозволенного морализаторской традицией. Эта «разупорядоченность» необходима для того, чтобы обрести способность воспринимать вещи по-новому – непредвзято, непосредственно и свободно, только тогда возможно постичь то, что до сих пор оставалось в них неведомым. И только на этих путях следует искать новый поэтический язык, который должен прийти на смену «рифмованной прозе», подменявшей, по мнению Рембо, поэзию в течение двух столетий, со времен Расина.

Отступление. В произведении искусства много иллюзорного, оно само по себе как «произведение» иллюзорно, скажет позже Адриан Леверкюн Цейтблому. Но сама эта иллюзия иллюзорности иллюзорна. Нужна работа во имя иллюзии. Так рассуждают рационалисты. А гениальный соловей всего лишь поет…

Раз уж речь зашла о докторе Фаустусе, то продуманность диалога нового Фауста и черта, Леверкюна и лукавого, – прямая противоположность интуитивной спонтанности Леверкюна поэзии, дьяволом не совращенного: поэта Божьей благодатью.

«Озарения»

Затем я стал объяснять свои магические софизмы с помощью галлюцинации слов…

А. Рембо

Начав с утопической попытки поэзией преобразовать мир в рай, Рембо закончил погружением в его адскую сущность. – Но и попыткой преодоления ада.

«Озарения»… Сведенборг, Бёме, Блейк, Мильтон, Джойс…

Любопытно, что утративший в юности веру Поль Клодель, читая в 1886 году только что изданные «Озарения» Рембо[57], ощутил в себе тот сверхъестественный поворот, который называют «откровением», «обращением», «озарением» и который вернул его в лоно церкви.