Проклятые убийцы

Наутро небо завалило густыми, словно жирные сливки, облаками. Жиголо стояло у плиты в сереньких тусклых штанах, какие годятся или для спорта, или для лежания в больнице, и пекло оладьи. Золотые ладошки трещали на раскалённой сковороде, щедро сдобренной маслом, их подцепляла четырехзубая вилка и переворачивала на сырую сторону.

Вскоре кухню заполонили великие властители мира. Они выпили пилюли и уселись за стол.

– Сейчас поем, а как дальше жить – не знаю, – вздохнул Анубис, макая оладушку в банку со сгущёнкой.

Калигула же отстранился от сгущённого молока на дистанцию вытянутой трости.

– Можем погулять во дворе, – поставило сковороду в раковину Жиголо.

– Дельное предложение! – поднял сложенную оладушку Пустыня. – Я присоединюсь.

Анубис и Сальери обошлись кивком. Позиция Калигулы осталась непоколебимой. Жиголо взяло с собой слюнявого Маму и молчаливого Олега, и они высунулись на гладко подстриженную лужайку, обнесённую забором. Рядом с ней бежала кирпичная дорожка, правда, не жёлтая. Порой попадались скамейки. Расстояние между ними всегда разнилось, и казалось, что лавочки расставляли рандомно. Грузные груды облаков с интересом склонились над шествием пятерых неформалов. Влажный воздух облеплял тела, словно парафин, и жутко воняло сыростью.

Сальери уселся на скамейку и вытряс из папки кипу белых листов. Из кармана вынул карандаш, служащий ему тем же самым, что палочка для дирижёра. Расположив пустые страницы на коленях, он на некоторое время завис, а потом поцеловал бумагу грифелем.

Однако талантливому романисту не удалось сосредоточиться, потому что товарищи не только какофонили, но мельтешили под носом. Отвлекали его боковое зрение.

– Что пишешь? – выхватил верхний листок Анубис. – «Даже перед смертью на её лице розовело тире улыбки,» – прочитал он.

– Отдай! Это интимное! – всполошился Сальери, но Жиголо перехватило брошюрку и сложило из неё длинный самолётик. Пустило вдаль.

– Ты сдурело? – Сальери был заражён злостью.

Но Мама продублировал действие Жиголо, и вторая нелепо смятая бумажка устремилась в небо. И ещё один Боинг 737 впутался в душный сироп воздуха. И разбился. Словно мечты об реальность. Словно голова о камень. Словно нос о сжатый кулак. Впрочем, уже никто не отличал желаемое от действительного. В этом и была их сильная сторона. Лучше отдаваться детским забавным глупостям, чем следовать сухим целям, как это делают будущие врачи. Будущие юристы. Будущие дизайнеры.

Ребята ещё долго запускали бумажные Боинги, но, после того как их руки покрылись мурашками, решительно двинулись в квартиру. Жиголо наблюдало за тем, как Пустыня воткнул ключ в искривлённую щель, но оборотов не последовало. Дверь осталась незапертой. Или же её отомкнули.

Взбудораженные и приготовленные к борьбе с грабителями, они постепенно втекли в прихожую и, словно охотничьи собаки, будь то английский пойнтер или курцхаар, принюхались. Воняло лаком, потными носками и жареными оладьями. Видимо, сковорода всё ещё остывала в раковине. Конечно, было наивно рассчитывать на то, что император выполнит обязанности прислуги. Скорее всего, сейчас Калигула забился под кровать и дрожал, как пушистый заячий хвост. Или же их компаньона действительно похитили заговорщики.

Пятеро сыщиков негласно договорились растечься по разным комнатам и осторожно обыскать все уголки. Мама с Олегом побрели в кухню. Жиголо досталась спальня. Оно подкрадывалось в мягких тапочках так же тихо и незаметно, как болезнь. Допустим, злокачественная опухоль, какую обычно называют лимоном в голове. Или как коллекция тромбов, которая образуется в просвете артерии или вены. Вроде бы обычные сгустки крови, но в то же время лютые угрозы для жизни.

Жиголо аккуратно обогнуло косяк и застало Калигулу сидящим на постели с громадной книгой в руках. Обложка её была по экспрессивному грязно-белой с чёрными буквами посерёдке. От удивления лицо императора разгладилось, словно натяжной потолок. Калигула настолько сильно привлёк к себе внимание, что Жиголо не сразу обратило его на второго человека, находившегося в комнате.

Психолог

Страдать и умирать – вот наш обычный жребий

– Поль Верлен

Калигула, свесив язык на подбородок, красил ногти малиновым лаком, стараясь не задеть кутикулы. Но всё равно у него получался жирный неравномерный слой, и красивыми ногти выглядели только издалека, и то только в том случае, если разглядывающий разбирал всего три первых ряда в таблице Сивцева.

От маникюра мужчину отвлёк нахальный стук в дверь. Ясное дело, что он всполошился и забеспокоился, мол, явились по его душу. Но Калигула не смог устоять перед соблазном похвастаться нарядными пальцами и потому потрусил в коридор. На нём болтался длинный махровый халат, который император даже не удосужился затянуть на поясок.

– Кто там? – прислонился щекой к дереву мужчина.

– Психолог, – ответили за деревом.