Проклятые убийцы

– Да, я не знаю. Но знать – не самое главное. Самое главное – верить. И я верю в тебя. А это дороже любых знаний, – прошептал Пустыня в собачье ухо.

От искренней теплоты Анубис замер, а потом разрыдался ещё сильнее:

– Спасибо тебя. Спасибо, – забормотал он, поднимаясь вслед за Пустыней. Тазобедренная повязка развязалась и мягко скользнула на пол, но парень не стеснялся своей наготы.

– Не за что, – проявил выученную вежливость Пустыня. Анубис же не выносил подобных фразочек вроде «Не стоит благодарностей». Они обезоруживали и оставляли в должниках. Стоит только запретить человеку говорить «спасибо» и «извини», и он тут же станет беспомощным, как младенец. Как птенец, вылупившейся из скорлупы и брошенный под комбайн. – Предлагаю выкинуть из головы этого подозрительного Психолога и отправиться в кафе! – торжественно объявил Пустыня, и на этот раз даже Калигула не стал возражать, а Анубис заткнул ткань потуже.

– Да, нам всем нужно развеяться, – согласился Сальери, и секстет беспрепятственно прошмыгнул на улицу.

В небе по-прежнему толпились овцы, духота по-прежнему дышала в затылки.

«В конце концов, ничего не изменилось. Мы свободны и независимы», – думал Анубис, приближаясь к заведению «Факел». Если какой-то проходимец и назвал их состояния научными терминами, то, в любом случае, ничего не изменил.

В кафе компания аккурат поместилась за столом, стоящем в тёмном углу. Раскрыла меню. Анубис попросил чай, Сальери, как и Моцарт когда-то – молочный кофе, а Мама – сок. Калигула внимательно зыркал по сторонам.

– Псс, – шикнул он, прислонив ладонь ко рту.

– Чего тебе? – отреагировал Анубис по старой дружбе.

Он до сих пор не отделался от той ночи, когда утешал императора. Если ты однажды спас человека, то будешь чувствовать за него ответственность всю оставшуюся жизнь. Даже если сам сделаешься дряхлым слабаком, всё равно будешь покровительствовать над ним.

– Видишь детей через три столика? – притянулся к нему Калигула так, что высокий парик ткнулся в морду.

– Да, и что? – отплевался от розовых волос Анубис.

– Готов поспорить, у них до сих пор молочные зубы.

– И в чём беда?

– Я не должен никаким образом, ты понимаешь, никаким, – подчеркнул Калигула, – связываться с молоком!

– Почему? – простодушно поинтересовался Бог.

– Молоко – верный знак, что рядом заговорщики. Полагаю, эти мелкие воины собираются впиться мне в шею своими молочными клыками, дабы перегрызть сонные артерии, – поделился своими опасениями повелитель.

– Я за ними прослежу, – закончил перешептыванье Анубис, и оба приняли прежние позы.

– В меню предлагают пирожные «Колобок» и «Картошка», – тем временем осведомило Жиголо. Почему-то эти названия успели стать классикой.

– А ещё? – преодолел зевок Сальери.

– Конфеты «Глаз в глазури», булочки «Бант с джемом», китайское печенье с предсказаниями…

– О! Печенье – то, что нам нужно! – прервал писатель Жиголо, но Анубис догадывался, что Сальери не столько хотел похрустеть песочными ракушками, сколько унять любопытство.

– Официант! – бестактно махнул он рукой. – Нам нужна корзина, доверху заполненная пророческим печеньем! – выпалил парень.

Заказ исполнили почти сиюминутно. Все с азартом запустили руки в плетёное лукошко и ухватили, как им казалось, самое случайное, а потому правдивое послание.

– Ну что? Откроем хором или по очереди? – спросил Пустыня.

– По очереди давай, – за всех выбрал Калигула, не сводя взгляда с детишек, поедающих шоколадные пирожные с цветной посыпкой вроде бисера.

Пустыня с лёгкостью проломил хрупкие стенки и вынул тонкую полоску:

– Всех любил без дураков, – ничего не понимая, прочитал он.

– Шняга какая-то, – прокомментировал Анубис, треща своей печенюшкой. – Всем «В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил…»

– Что за чертовщина? – испугался Калигула. – Похоже на предсмертные записки.

– Это они и есть, – вставил Сальери. – Бориса Рыжего и Маяковского, – пояснил он. У себя парень нашёл обращение Цветаевой: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила до последней минуты, и объясни, что попала в тупик».

Во всех остальных кондитерских изделиях были типичные образцы для самоубийц типа:

«Больше не могла терпеть».

Или:

«Никто меня не обнял».

Или:

«Запутался в себе».

Или:

«Может быть, хоть теперь вы меня заметите?»

– Что это значит? Что за хрень нам подложили? – возмутился Калигула, который не терпел к себе неуважения. – Официант! – рявкнул он.

– Слушаю, – как сайгак, подскакал к ним работяга.

– Ты погляди на это! – швырнул записки ему в лицо Калигула. – Ты прочти! Прочти! – разъярённо требовал он.

– «Осуществляйте свои мечты, или кто-то наймёт вас для осуществления своих», – растерянно пробубнил официант. Калигула опешил и, столкнув брови друг с другом, протянул другую записку. – «Чёткая цель – первый шаг к любому достижению», – повторил написанное паренёк.

– Но как же? Здесь ведь только что было напечатано: «Моё тело найдёте в сарае»… – недоумевал Калигула.