Проклятые убийцы

– Вы все всего лишь части меня. Мы – как разбитое зеркало: я смотрюсь в него и вижу десятки своих отражений.

– Но ведь это означает, что и я – всего лишь один отражающий осколок, – осело Жиголо. – Но как же моё прошлое? Я ведь помню своё детство, я помню…

– Всё это – мираж. Мираж, какой видит заблудший и обезвоженный путник в пустыне.

– Правда? – пискнуло Жиголо, роняя слёзы облегчения. Неужели всех этих ужасов не происходило? Боже, какая свобода, какая лёгкость… Как же невыносимо хорошо отделаться от всех этих детских психологических травм, позволить себе забыть о них, позволить себе с ними расстаться. Конечно, тяжело отпустить часть себя, даже если эта часть омерзительна и гнила, но, отбросив её, словно мусор, словно шелуху, становится так спокойно, словно ты погрузился в тёплое сверху и прохладное снизу море, и лежишь на его спине, раскинувшись звёздочкой, безмятежно колеблешься на волнах, опустив жёлтые от раскалённого солнца веки, и даже дремлешь, не беспокоясь о подводных глубинных опасностях. – Спасибо, – неизвестно кого и зачем поблагодарило Жиголо.

Впрочем, причина и адресат были неважны, как клятвы, данные в пять лет, звучавшие как «Торжественно клянусь посадить мармеладное дерево, когда вырасту».

Или:

«Завести сто котят».

Или:

«Покорить Марс».

– Только, знаешь, – украдкой взглянул на него Пустыня. – Я совсем не против быть расколотым надвое. Ну то есть мы могли бы жить вместе, не ведая одиночества и… В общем, я предлагаю вдвоём быть в нашем выдуманном мирке, – сумбурно тараторил парень.

– Нет, – мирно прошептало Жиголо.

– Но почему? – проскулил Пустыня.

– Потому что высшее единение – это полное слияние друг с другом. И я готова раствориться в тебе. Как молоко и кофе. Как сахар и чай. Как ненависть и любовь. Может быть, тогда мы станем полноценной личностью, и больше меня не будет мучить постоянная половинчатость. Или осадки в виде стыда. Осадки в виде презрения. Осадки в виде отвращения.

– Ты была очень прекрасной девушкой, – осторожно заметил Пустыня, неуверенно предлагая объятия.

К его счастью, Жиголо не отшатнулась, услышав чуждый комплимент, а прильнула к его груди, положив подбородок на плечо, сомкнув червяки пальцев. И Пустыня тоже обхватил её за талию, уткнувшись носом в шею. И так они стояли. Вдыхали запахи друг друга. Стуча сердцами в унисон. Утешая. Даря веру. И силу встать.

Постепенно они становились одним существом. Бывает, что яйцеклетка раздваивается безо всяких на то причин, даря счастливым родителям чету близняшек. С ними же происходил совершенно обратный процесс.

Клуб в Пустыне

Мы стали сильными – и позабыли зло

– Артюр Рембо

Пустыня примирился со своими внутренними демонами. Теперь он был здоров. Всё-таки себя необходимо любить, обнимать, верить и, самое главное, прощать. Конечно, парню будет не хватать бесед с друзьями, но знание, что они остались с ним навсегда, наполняло его любовью. Пустыня буквально светился изнутри, как фосфор. Он ни в чём не виноват. В мире нет справедливости, но в нём есть закономерность, и он не мог не выстрелить. Пустыня с благоговением лёг спать, а когда проснулся – наткнулся взглядом на оттопыренный воротничок и подбородочную ямку. Перед ним стоял притворно дружелюбный Психолог.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, выуживая ручку из нагрудного кармана. – Вы по-прежнему слышите голоса?

– Нет, – спросонья глухо произнёс Пустыня.

– Серьёзно? – поперхнулся слюной Психолог, удивившись столь неожиданному повороту событий.

– Да. Я понял, что вёл беспрерывный диалог с собой. Всё происходило внутри меня. Но теперь я знаю, кто я на самом деле.

– Очень похвально, – поджал губы Психолог. – И кто же вы на самом деле? – уточнил он, занося ответы в бланк.

– Я книжный персонаж. Но больше меня это не огорчает, потому что реальность так же тонка и…

– Что ещё за персонаж? Откуда взялась эта глупая идея? – ошарашенно остановился Психолог.

– Вам не мешало бы более уважительно относиться к мнениям окружающих. Их позиции не хуже ваших и не заведомо ложны только потому, что эти люди больны, – намекнул Пустыня.

– То есть вы признаёте свою болезнь? – перевернул всё с ног на голову Психолог.

– Если факт моей нереальности называется болезнью, то да, признаю, – строго ответил парень.

– Но вы же понимаете, что предметы, на которых вы сидите, или которые вы вертите в руках, тверды, прочны и объёмны? Вы же можете их щупать, вы можете разговаривать со мной, существующим человеком, – попробовал подыскать аргументы неправильный врач.

– Восприятие субъективно, – легко отклонился непробиваемый Пустыня.

– Тогда объясните мне, почему я вас вижу, – предложил Психолог, отчего Пустыня чуть не взорвался хохотом, потому что их разговор мог означать только две вещи: либо у Психолога самого возникли галлюцинации, либо и Психолог тоже принадлежит к порталу фантазий. О чём ему и сообщил пациент. – Поскольку ни то, ни другое не является правдой, то в нашем споре истина на моей стороне, – угрюмо отозвался хозяин подбородка с ямкой.

– Только потому, что в неё легче поверить? – парировал Пустыня.