Проклятые вечностью (СИ)

Смерть деда подкосила и ослабила меня. Все чаще я думаю о людях, которые навсегда покинули этот мир: о своих дорогих родителях, о Валерии, о другом своем брате, умершем в детстве. И конечно же, о моей милой, безвозвратно потерянной сестре, чье существование и смерть были сокрыты от меня все эти годы. Иногда я даже думаю о тех несчастных, чьими костьми и черепами набиты горные пещеры и заполнены окрестные леса. Куда ни повернись — на всем лежит отпечаток смерти и страданий! Воистину это проклятие не только нашего рода, но и наших земель. Эти мысли переполняют мои разум и сердце, отчего омут бездонного отчаяния все глубже затягивает меня. Это похоже на пытку, которая в любой момент может привести не только к смерти тела, но и души. Но не только это омрачает мой разум и душу. Теперь желание увидеть моего отца переполняет все мое существо, оно преследует меня, как наваждение, от которого я не могу скрыться и виной тому предсмертное письмо моего дорогого деда.

Все эти месяцы я провела у его постели, надеясь на то, что божья благодать снизойдет на него, но, видимо, Всевышний окончательно решил забрать его, а Валерий даже не пытался бороться. По-прежнему на его устах лежала печать молчания, за которой скрывались ответы на мои вопросы, и сломить ее я не могла. Все чаще лихорадочный бред завладевал его разумом, и он в агонии начинал метаться по кровати, произнося лишь два имени, которые, очевидно, не давали ему погрузиться в спокойный сон, как два палача, преследуя его в ночи. Это было имя моего отца и таинственной Изабеллы, о которой он отказывался говорить, когда сознание возвращалось к нему. Порой он выкрикивал в их адрес жгучие проклятия, а порой заливался слезами, прося о прощении. В эти мгновения смотреть на старика становилось невозможно, и сердце разрывалось от отчаяния».

— Изабелла — таинственная возлюбленная Дракулы, но какое отношение она имела ко всему этому? — задумчиво произнесла Анна, возвращая взгляд к пожелтевшим страницам.

«Это было настоящим кошмаром! До сих пор я вижу перед глазами его испещрённое морщинами, землистое и обрюзгшее лицо, впалые, потерявшие свой цвет и блеск глаза и искаженный в предсмертной судороге рот. В последние дни жизни он скорее напоминал скелет, обтянутый кожей, чем живого человека, но так и не решился раскрыть своих тайн. Даже последняя исповедь, которую я отважилась подслушать, не сняла с его губ этой печати. О, Боже, что за тайну можно так ревностно хранить, находясь на смертном одре?

В третьем часу ночи меня разбудил слуга, сообщивший, что дед желает меня увидеть. Зная, какое жуткое зрелище меня ожидает в его покоях я, к своему стыду, никак не могла заставить себя ускорить шаг, сознательно заставляя умирающего ждать. Каждый шаг давался мне все с большим трудом, а дойдя до двери его опочивальни, я и вовсе остановилась, не решаясь переступить порог, где властвовала смерть. Это было поистине устрашающе, ибо ее запах ощущался даже на расстоянии, а войдя внутрь, я едва не потеряла сознания от духоты, запаха микстур и тлетворного смрада, исходившего от умирающего тела.

— Элена, моя дорогая, подойди ко мне! — прошептал он, протянув мне навстречу свою костлявую руку, на которой буквально за день выросли длинные желтоватые ногти, внушавшие не деланное отвращение.

Не в силах противостоять последней воле умирающего, я приняла протянутую ладонь и села на угол кровати, ожидая того, что поведает мне человек, заменивший мне мать и отца, взрастивший меня и воспитавший, вливший в мои вены свою кровь, а в разум знания, научивший меня всему, что я умею, но он молчал. Лишь влажные хрипы и душивший его кашель нарушали тишину, которая с каждым часом становилась все более невыносимой.

— Дедушка, — не выдержала я, — много раз я спрашивала тебя о том, что произошло в ночь смерти и перерождения моего отца, а так же в день гибели моей матери. Прошу, не оставляй меня в неведении.

В этот момент он обратил на меня такой взгляд, которым могут только старики смотреть на мир. Я понимала, что в этот миг решалось многое, но вот в его глазах не было той решимости, которая бывает в глазах тех, кто готов уйти в мир иной, унося с собой все свои секреты.

— Пообещай мне… — прохрипел он, коснувшись дрожащей рукой моей щеки.

— Что? — не расслышав его слов, переспросила я, чувствуя, как в моей душе с новым пламенем разжигается надежда.

— Пообещай мне что, несмотря ни на что, ты сделаешь все, чтобы убить его! Поклянись мне так, как сделал это твой муж!

— Он мой отец, как же я могу…

— Поклянись, — вцепившись в мою руку с такой силой, которую никак не ожидаешь встретить у умирающего, проскрежетал он с таким огнем в глазах, что я невольно отшатнулась. Я даже представить себе не могла, что можно так ненавидеть собственного сына. — Поклянитесь, что закончите то, что не смог закончить немощный старик.