Проклятые вечностью (СИ)

– К небесным созданиям принято обращаться, стоя на коленях, – высокомерно глядя на нее произнес серафим.

– Молю, – опускаясь к его ногам, произнесла принцесса. Подумать только, если бы ей раньше кто-то сказал, что она будет вымаливать у ангелов прощение для Дракулы, она сочла бы этого человека сумасшедшим. Воистину, жизнь была непредсказуема.

– А теперь послушай меня: мы не можем ему помочь, а откровенно сказать, и не желаем, – отозвался Адониэль, приподнимая ее подбородок. – Святое пламя пожирает грехи, выжигает скверну. Он должен раскаяться, чтобы пройти по дороге ангелов. Иначе он будет до скончания времен гореть в этом пламени, пока Господь не решит перевести его в тюрьму строгого режима. В ад, – пояснил ангел, поймав на себе испепеляющий взгляд Селин.

– Он этого не сделает! – покачала головой Анна. – Не покается!

И она была права. Врагом вампира было его собственное упрямство, мешавшее последнему избрать верный путь. Он жил вопреки всему: судьбой ему было предначертано подниматься и падать, но стезя раскаяния требовала от всех смирения. Граф должен был покориться воле Создателя, вверить ему свою душу. Интересно, возможно ли повторно заложить то, что уже не принадлежит ему? Как бы то ни было, меньше всего Владислав хотел быть дрессированным псом на службе высших сил: лежать забытой тенью на горячем песке под палящим солнцем, если прикажут; сбросить крылья, лишь для того, чтобы потешить небожителей; склониться пред властью тех, кому было все равно, кто давным-давно позабыл о мире людей, погрязшем в пороке и бесконечных войнах. Нет, довольно этих игр и праведного преклонения, за которым скрывалась личина лжи. Какие бы беды ему не пророчил этот путь, он пройдет по нему до конца, или сгинет, но сделает это по собственной воле, не изменит ни себе, не своей природе.

Адониэль был прав как никогда: мятежный ангел избрал себе такого же мятежного сына, ибо Дракула с таким же слепым упрямством не желал признавать власть небес, решив, подобно своему Отцу, что лучше быть королем ада, чем слугой Бога. К тому же, слишком много крови пролилось с тех пор, как он переступил роковую черту. Чтобы не говорили священники о великодушии Творца, о силе покаяния, об искуплении – граф знал, что ни в одном из миров не знать ему прощения. Судьба таких как он известна испокон веков, а потому не было никакого смысла тешить себя ложными надеждами на спасение. В этом он решил быть честен и с собой и с небесами, желавшими сломить его дух.

В глубине души вампир знал, что происходящее с ним сейчас – лишь божественная химера. Он еще не умер, потому хранители Чистилища не имели права истязать «живую» плоть, а его душа и вовсе была собственностью Властителя Преисподней, если не считать того кусочка человечности, который он, сам того не зная, сберег для Анны, а значит, происходящее с ним, не более чем иллюзия – игра с сознанием. Гэбриэл был прав. Годы, проведенные с Мираксисом, считавшимся мастером миражей, научили Владислава тому, что усилием воли можно было оборвать эти страдания, но божественное пламя, выжигавшее его суть, никак не давало сконцентрироваться и успокоить разум. Его будто снова и снова топили в кипящей лаве, пытаясь заставить признать поражение, и мукам этим не было конца.

– «Заставить!» – мысль ураганом ворвалась в его разум, сметая сомнения, превратившись в наваждение. «Еще один грех в мою копилку», – превозмогая боль, вампир взглянул на Адониэля.

Невозможно было создать такую правдоподобную иллюзию, находясь вдалеке от театра главного действа. Ведь не случайным было то, что именно он ожидал их на другой стороне тропы. Это было лишь предположение – выстрел вслепую, но раздираемой адской болью разум ухватился за эту мысль с таким рвением, что ему уже было невозможно противостоять. Собрав оставшиеся у него силы, Дракула ухватил рукоять «Бальмунга».

– «Сослужи мне последнюю службу», – негласно произнес он, коснувшись губами навершия. Граф не знал о том, способен ли меч архангела убить серафима, не думал он и о том, что своими действиями осквернит эту обитель покаявшихся. Призвав себе в помощь все силы преисподней, он метнул меч в стоявшего на другом конце тропы ангела, рухнув в святое пламя, поглотившее его.

Будто ведомый собственной волей, «Бальмунг» вонзился в грудь серафима. Огненная вспышка осветила округу, оставив на месте небольшого перелеска выжженную пустошь. В ту же секунду кровавый рассвет обдал несчастных нестерпимым жаром, а дух хранителя Чистилища, издав невообразимый стон, вознесся на небеса. Постепенно огонь священной тропы начал потухать, пока не иссяк окончательно, оставив графа, упавшего на одно колено и уронившего голову на грудь, в окружении пепла грехов.

– Влад, – не сумев совладать со своими чувствами, прокричала Анна, кинувшись к нему, но вампир, выставив руку вперед, повелительным жестом остановил ее. В то же мгновение осознание горькой истины рухнуло на нее неподъемной тяжестью. – Ты убил его! Убил ангела Господня!

– Давай мы это обсудим, когда выберемся отсюда, – проговорил он, пытаясь подняться.