Проклятые вечностью (СИ)

— Не знаю, в этот момент что-то во мне переломилось. Я понял, что не могу убить… по крайней мере не так… не в обличии монстра. Но сейчас… сейчас я уже не могу отрицать тот факт, что кровь зверя практически полностью меняет представления о мире вокруг. Она меняет суждения, усиливает инстинкты. Запахи начинают сводить с ума, слух вытворяет почти непостижимые вещи. Сейчас мне кажется, что я до сих пор слышу шум реки у основания гор, хотя она давно осталась позади. Это что-то невообразимое и пугающее одновременно.

— И что же поменялось в твоих суждениях? — не унималась Селин, с каждой минутой все больше интересовавшаяся своим случайным попутчиком.

— На самом деле, хотим мы того или нет, животное живет в каждом из нас. Зачастую красивые маски на лице скрывают за собой звериный оскал. Превращение в оборотня — это не ужасающе искажение человеческой природы, а возвращение к самым ее истокам, своего рода путь домой! Все мы с таким упорством подавляем свои инстинкты, но, по сути, животное, просыпающееся в душе в момент превращения, лишь забирает назад то, что мы, люди, у него отняли — свободу. Зверь просто вырывается из клетки, желая восполнить то, что целыми поколениями мы у него отнимали. После укуса мне стали сниться кошмары, пугающие видения о том, чего на самом деле никогда не было. Мне виделась охота, растерзанная плоть, я ощущал вкус крови на зубах — желания зверя, просыпающегося в моем сознании. В тот момент, подобно волку, я желал вырваться из темницы условностей, на которые нас обрекает мир, но, просыпаясь, ненависть к своему естеству возвращалась с новой силой, рождая внутри десятки противоречий. Обратившись в зверя, все сомнения развеялись по ветру, клетка распахнулась, и мятежный дух вырвался на свободу. Моя человеческая личность растворилась в его желаниях. Представь, мне не нужно было ничего учить, мной руководила какая-то невидимая сила, инстинкты, направляемые самой жизнью, а не расчетливым разумом. И… — он сделал паузу, пытаясь договориться с мыслями, будто переламывая себя в желании озвучить очевидную истину, в которой боялся признаться. Этот поток откровений, на которые, как ему казалось, он был неспособен, обнажил всю необходимость до конца высказать то, что наболело в его душе. Не зная, как сказать об этом Карлу, он был вынужден переживать это в одиночестве, а теперь рядом была она — Селин — девушка, которая, пусть и столетия назад, но прошла через похожее перерождение. Она хоть и ненавидела, но все же могла понять. Это был шанс, шанс сбросить с сердца груз, а с души оковы.

— И… — в нетерпении потянула вампирша.

— И это ощущение мне понравилось! — к своему стыду признался он. — Но, когда я увидел тебя, само мое человеческое естество воспротивилось тому, что могло произойти. Это отрезвило, вернуло ясность мысли и некий страх перед собственным обличием, и ужас перед потерей души.

— Если ты сумел взять над собой контроль в первое перерождение, то сумеешь делать это и дальше. Наш мир — это сложное переплетение древних потоков силы, источником которой является ночь, но это не только прекрасный узор, сотканный самой природой, но и великое проклятие, — проговорила Селин. Слова Ван Хэлсинга стали для нее настоящим откровением. Она часто сталкивалась с ликанами, по большей части это были существа, не способные испытывать сострадание, озлобленные и ненавидящие всех и каждого, даже своих собратьев. Они вели войну не только с окружающим их миром, но и друг с другом, ничем не отличаясь от самых обыкновенных зверей, но Гэбриэл был другим. Он выходил за пределы этой системы, обладая каким-то своим, пусть и искалеченным, но достаточно целостным внутренним миром, где было место не только человеку, но и зверю. Это сосуществование за достаточно короткое время сумело породить абсолютно новую систему ценностей, оставив в его душе место компромиссу, к которому он раньше был не готов. Теперь же, испытав на себе превратности судьбы, охотник начал медленно переходить к торгу за собственную жизнь, пытаясь постичь сущность своей новой ипостаси, но при этом и совладать с ней. Что порождало в девушке не только жгучий интерес, к которому очевидно предрасположен каждый обитатель вечности, но и некое влечение, которое всегда сопутствует неизвестному.

— Я буду превращаться в оборотня только в полнолуние? — нарушив затянувшееся между ними молчание, спросил он. Селин, очевидно, знала больше, чем соглашалась говорить, но, как показала практика, даже к ней можно было найти свой ключик, если сыграть на чисто женском пороке, коим было любопытство.

— В полнолуние это неизбежно, но ты вполне можешь научиться делать это по собственной воле, независимо от положения небесных светил. Какие эмоции ты испытывал в первый раз?

— Злость, обреченность, отчаяние… — отозвался он, оборачиваясь по сторонам. Что-то вокруг изменилось, казалось, даже туман пропитался неким напряжением, предшествующим грозе.