Глаза Иосифа на мгновение сверкнули — блеск был острый, стальной, словно на миг в бен Маттиаху, принявшем вражеское имя — Флавий — вопреки вере отцов, проснулся человек, не так давно защищавший Иотопату.
— Я бы не просил за тебя, — сказал Иосиф Флавий жестко. — И если бы Яхве дал мне силу, я бы уничтожил вас всех, до последнего человека. Посмотрите, что вы — сикарии — сделали с Израилем? Посмотрите, во что вы превратили Землю Обетованную? Вы так боролись с Римом, что резали друг друга даже тогда, когда враг уже строил осадные башни у ваших стен! Так за что, скажи мне, вы боролись? За Израиль без римлян? Или за то, кто из вас больше его любит?
Он вскинул подбородок, и его борода, еще темная, но уже полная серебряных нитей, приоткрыла неожиданно тонкую, мальчишескую шею, на которой нервно ходил вверх-вниз кадык.
— Тебя… Лично тебя, Иегуда, устраивает результат? Тебе нравится чувствовать свою долю вины за то, что Храм, простоявший пять сотен лет, теперь лежит в развалинах? Тебе нравится, что страна обезлюдела, что из ненависти к вам, канаим — непримиримым, евреев режут и в Израиле и за его пределами? Ты рад тому, что вы сотворили? Вы убивали римлян не потому, что они угнетали евреев, а потому, что они римляне! Вы убивали тех, кто старался найти общий язык с Римом! Вы убивали тех, кто был не согласен с вами! Порою я думаю, что вы убивали просто потому, что вам правилось убивать!
Иегуда стоял, прикрыв глаза старческими коричневыми веками, и слушал. Лицо его оставалось спокойным, кисти рук, усыпанные темными веснушками, он сложил на навершии посоха. Иногда казалось, что он прячет улыбку в бороде, иногда бровь его подергивалась, словно старик приподнимал ее в изумлении.
— Позволь тебе напомнить, Иосиф, — сказал он сдержанно и ровно, не обращая внимания на то, что собеседник почти прокричал ему в лицо конец фразы, — что ты много лет был рядом с нами. Не противореча, не борясь с канаим — ты поддерживал нас. Ты, начиная со своей первой миссии в Риме, вольно или невольно делал так, чтобы мы победили…
— Но вы не победили!
— Что ж, и так бывает, — согласился Иегуда все так же спокойно. — Но если бы мы победили, неужели ты не разделил бы с нами нашу победу, бен Маттиаху? Неужели бы ты и тогда осуждал нас? Или главное для тебя — оказаться на стороне победителя?