Проклятый. Евангелие от Иуды. Книга 1

— Да? — переспросил Иегуда и снова двинул вверх-вниз белой мохнатой бровью. — Ты понимаешь это, Флавий? Тогда у тебя есть шанс стать действительно великим писателем. Никто не напишет историю народа лучше, чем изгой. Ничто не делает нас более точными в деталях, чем ненависть тех, о ком мы пишем. При жизни тебе никогда не вернуться к своему народу. Но у тебя есть шанс оказаться для него полезным после смерти. Спасибо тебе, Иосиф! Пусть Бог хранит тебя на твоем пути! Спасибо тебе за подарок, что висит на моем поясе — я использую его по назначению. Спасибо тебе за мое спасение — пусть ты и выручил меня сгоряча. Нехотя, но ты продлил мою жизнь…

— Прощай, — процедил Флавий, отворачиваясь. — Это Яхве продлил твои дни, Иегуда.

— Это сделал ты, — сказал Иегуда. — У Бога нет рук, Иосиф, но у него есть люди. А у людей есть воля. В том, что мы делаем или не делаем — виноваты мы, и Бог здесь ни при чем. Ты продлил мне жизнь, бен Маттиаху, я говорю тебе спасибо и за себя, грешника, и за остальных, которых ты считаешь праведниками. Тебе зачтется всё, уж поверь, я знаю… Прощай.

Глава 11

Израиль. Иудейская пустыня. Наши дни.

С первого взгляда засады на шоссе не было.

Впрочем, убедиться в этом на все сто процентов можно было, только выйдя на открытое пространство. А выходить на открытое пространство в таком растрепанном виде было неразумно. Любой сотрудник курортной полиции забил бы тревогу, и объяснять что-то прибывшему подразделению безопасности, тем более, лежа физиономиями вниз на раскаленном асфальте, очень неудобно.

Время приближалось к пяти вечера. К этому часу туристические автобусы начинают отваливать от сухопутных причалов Эйн-Бокека, и, отблескивая на низком солнце зеркальными боками, несутся по 90-му шоссе на север и на юг, развозя разморенных жарой и грязевыми ванными туристов в отели Иерусалима, Тель-Авива и Эйлата. Движение по асфальтовой реке на какое-то время становится оживленным, потом шоссе пустеет, и к темному времени суток движение на нем стихает.

— Нам надо купить одежду, — сказал дядя Рувим, оглядывая окрестности из укрытия в тени скалы. — В нашей перепачканной рванине мы и десяти минут не продержимся в людном месте. У кого как с деньгами?

С деньгами было плохо у всех.

То есть — совсем плохо.

Их не было.

В джинсах у Арин завалялись несколько монет по пять шекелей, но эти сбережения проблемы с одеждой, едой и питьем не решали.

Профессор Кац обшарил багажники трофейных квадроциклов и разочарованно зацокал языком — ну, вылитый бухарский еврей, обнаруживший недостачу в кассе. Рувим и не походил на звезду современной археологии — за последние пару суток дядя потерял весь профессорский лоск, обгорел больше, чем за долгие недели экспедиции, обтрепался и осунулся, только хвост седых волос на затылке по-прежнему торчал со всем возможным оптимизмом. Хотя оснований для оптимизма явно не хватало.

— Ну, и какие будут предложения? — осведомился профессор невесело. — Кого будем грабить? Нам надо хотя бы пару сотен долларов, не меньше. А еще лучше — больше. Купить телефон…

— Арендовать машину было бы неплохо, — продолжил Валентин.

Он тоже спрятался в тень и с наслаждением цедил теплую воду из пластиковой бутылки — медленно, по несколько капель.

— Ну, да, — улыбнулась Арин, сидевшая совсем рядом. — Арендовать… Без документов, без кредитных карточек, без денег на залог… Машину нам уж точно придется угнать!

Дядя Рувим одобрительно глянул на нее через плечо.

— Мыслишь правильно, — подтвердил он, разглядывая подступы к туристической тропе, которая вилась между скал по направлению к Эйн-Геди. Он потер красные, раздраженные солнцем и пылью глаза. — Значит так, есть следующие соображения. Первое, если мы ничего не сможем продать — мы ничего не сможем купить. Ясно?

— Что мы будем продавать? — спросил Валентин.