Должен признаться, иногда у меня возникает ощущение, что я обладаю определенными привилегиями. Прожив столько лет – и множество раз получив скидки, как самый старший обитатель данного места, – я считал, что имею право просыпаться и получать простые удовольствия. К примеру, стук виляющего хвоста Оберона, который приветствует меня. Солнечный свет на кухне, когда я варю кофе. Негромкий звук классической гитары, пока я готовлю омлет с колбасой. А пробуждение после ночи, проведенной на влажной земле, предполагает, что горячий душ мне совсем не помешал бы. И если после этого все пойдет наперекосяк, ничего страшного, дайте мне пять минут гармонии вначале, чтобы я помнил, что значит ощущать мир и покой. Но когда на рассвете мои глаза открываются, я не хочу видеть гигантского окровавленного ворона, который навсегда запечатлен в моей памяти как вестник смерти.
– Кар-р! – прокричал ворон прямо мне в лицо, и я отпрянул, возможно, даже тихонько и недостойно застонал, отчаянно пытаясь оказаться подальше от окровавленного клюва, сбросил непромокаемую накидку и оказался на холодной траве, влажной от утренней росы.
Ворон закинул голову назад и рассмеялся. Нет, пернатые так не смеются, так хохочет человек – из горла проклятой птицы вырывалось гортанное контральто.
– Золотые камни Луга[44]
, друид, – сказал ворон, – неужели ты пролежал здесь все время? Я оставила тебя здесь несколько недель назад, и у меня складывается впечатление, что ничего с тех пор не изменилось.– И тебе доброе утро, Морриган, – кисло сказал я, поднимаясь с земли и стряхивая траву с тела. Потом, пока дело не зашло слишком далеко, я смягчил тон. – И – нет, я не лежал здесь все время. Просто вчерашний день оказался невероятно утомительным. Если ты дашь мне пару минут, чтобы привести себя в порядок, я смогу достойно тебя принять.
– Конечно. Не спеши, Сиодахан, – сказала Морриган, назвав меня моим настоящим ирландским именем.
Она с шумом подлетела к моему столику, где лежал маленький кожаный мешочек черного цвета, затянутый шнурком из сыромятной кожи. Вероятно, хотела, чтобы я спросил про него, но я не собирался начинать разговор, пока не помоюсь, и прошел мимо, как если бы там ничего не было.
«Аттикус, ты с кем-то разговаривал или мне показалось?» – сонно спросил лежавший на диване Оберон, когда я вошел в дом через заднюю дверь.
– Разговаривал, на заднем дворе у нас гигантский ворон, – ответил я, махнув рукой в сторону окна. – Не связывайся с ним – это Морриган.
«А, ну тогда я лучше останусь дома».
– Хорошая мысль.
Я покачал головой, вздохнул и включил душ. Мне пришлось подождать минуту, пока нагреется вода. Если Морриган прилетела, чтобы рассказать еще об одном из ее предвидений, мне будет нелегко скрыть свои сомнения. Впрочем, возможно, она собирается поведать мне, как провела последние три недели. Или готова начать работу над собственной версией защитного амулета, и в мешочке лежит холодное железо.
Морриган проскользнула в ванную комнату в своей человеческой форме как раз в тот момент, когда я собрался встать под душ. Она была обнаженной и красивой, глаза слегка прикрыты от охватившего ее желания, и я подумал: ой, дело – дрянь.
После того как я убил Энгуса Ога, Морриган ясно дала мне понять, что этот эпизод моей жизни ее страшно возбудил, и она обещала «взять меня» в самом ближайшем будущем. Люди вроде нее, из Бронзового века, никогда не стесняются секса, и им даже в голову не приходит скрывать свои желания. Как дитя Железного века, я лишь немногим менее распутен, но Морриган, несмотря на свою красоту, не стоит у меня на первом месте при выборе партнера для постельных утех.
Возможно, сейчас она и выглядела так, будто сошла со страниц модного журнала, но в образе ворона
Очень трудно сказать Морриган «нет», когда она действительно решила что-то получить. На самом деле почти невозможно. К тому же оскорблять Собирательницу павших – не самая разумная идея. Лучше всего – и безопаснее – дать ей то, чего она хочет, и попытаться получить удовольствие. А когда Морриган взбредет в голову, что ей просто необходимо соблазнить парня, она способна включить все уловки суккуба, только без утомительных подробностей, которые в процессе могут привести к проклятию. Должен признаться, что я не оказал никакого сопротивления. Кажется, только и сказал: «Эй!»