– Вот так вот, Есения. Так чувствовал себя и я после того, как ночью обнаружил, что ты исчезла. Ты чувствуешь себя дерьмом? Ну же? Да или нет?
Еся медленно кивнула, переводя на Сергея невидящий взгляд, и наблюдая за тем, как он расплывается в улыбке.
– Вот и я себя так чувствовал. А сейчас всё как рукой сняло.
Он отошёл, чтобы открыть дверь, и через полминуты Есения дрожащими руками ставила подписи на документах, которые ей ловко подсовывал нотариус. Она не смотрела на то, что написано в бумагах, просто ставила росчерк за росчерком, и даже если бы ей подсунули на подпись собственный смертный приговор, она бы поставила своё имя под ним, не задумываясь. Лишь бы как можно скорее оказаться вне этой квартиры.
– Ну, вот и всё. – Сергей кивнул, когда Еся отложила ручку и поднялась с дивана. – Надо отметить это дело. Есения, ты с нами? У меня есть хорошее французское вино. Наверное, ты давно такого не пила.
Он ещё и издевался над ней. Но Еся готова была вытерпеть всё. Она помотала головой, схватила сумочку и выбежала в прихожую. Быстро надела туфли и распахнула входную дверь. Чемоданы с вещами так и остались стоять в прихожей – до них Есении не было никакого дела. Она выбежала в коридор, а когда услышала смех Сергея, помчалась к лифтовому холлу, чтобы поскорее покинуть этот дом и больше никогда сюда не возвращаться.
Улицы города дождя слились в сплошные линии: огни, витрины магазинов, набережные. Бегущие куда-то люди, торопящиеся спрятаться от ливня. Всё это мелькало, как в серо-мрачном калейдоскопе, понуждая Есению чувствовать, как к горлу подкатывает тошнота. О том, что произошло каких-то полчаса назад, она старалась не думать, но окружающая действительность врывалась в её мысли, заставляя Есю вспоминать всё до чёрточки. То, как Сергей брал её, как приказывал, словно она была его вещью. То, какой беззащитной оказалась она, оставшись наедине с мужем. И какой глупой была, когда отправилась к нему одна. Судорожные рыдания подкатили к горлу, и Еся выкрикнула водителю такси, чтобы он остановился у обочины.
– Виола, это ты? – Есения буквально кричала в трубку, перевесившись через перила набережной. Там, внизу, бурлили чёрные воды Невы, а сверху на Есю падали потоки летнего ливня, который казался сейчас ледяным.
– Господи, Есенин! Что у тебя с голосом? Что случилось?
– Он меня изнасиловал!! Он заставил меня с ним трахаться!
– Боже. Стоп. Что случилось? Ты можешь сказать мне? Кто тебя изнасиловал? Что произошло? Еся, ты меня слышишь?
Есения прикрыла глаза, капли дождя смешивались с беспрестанно текущими из глаз слезами. Наверное, она похожа на чучело – мокрая, с растёкшейся тушью. Но ей нет до этого никакого дела.
– Сергей. Я была у него. Хотела подписать бумаги, чтобы стать свободной.
– Так. Ты где сейчас?
– Неважно. Он заставил меня с ним трахнуться. Хотел наказать за то, что мы с Глебом сделали.
– Ты где сейчас? Можешь сказать?
– Да я не знаю! Где-то на набережной. Это неважно. Виола, мне так плохо. Никогда так плохо не было.
– Скажи мне, где ты? Попробуй узнать адрес, ну или опиши место. Я попрошу Жорика меня довезти, и мы тебя заберём, хорошо?
– Нет. Я должна быть с Глебом. Я еду домой. Меня ждёт такси. Прости, что вывалила на тебя всё это.
– Есенин, маленькая, ну ты чего? Давай так. Приезжаешь домой, и едете с Глебом к нам, идёт?
– Хорошо. Хорошо, спасибо.
Еся отключила связь, развернулась и побрела обратно к такси.
Всё было до боли родным и знакомым. Оно стало таким за считанные дни, но Еся уже успела полюбить и большую прихожую, где Глеб в беспорядке бросал обувь, а Есения за ним прибирала. И кухню, где мерно тикали часы. И их спальню, где они вытворяли такие безумства, что Еся порой не верила, что она способна на такое. Сейчас, когда она прошла в гостиную, ей показалось, что она оскверняет своим присутствием весь этот мир, который принадлежал только ей и Глебу. Есения прислонилась спиной к стене и сползла по ней вниз, устраиваясь на полу. Обхватила руками колени, прижимая их к груди. Одежда её была мокрой и неприятно липла к телу, но Есе было всё равно. Она ждала, когда в их мир вернётся Глеб. Настало время рассказать ему обо всём. Признаться в том, что случилось и надеяться на то, что Кузнецов всё воспримет нормально. Она пыталась думать о случившемся нейтрально. Уговаривала себя мыслить логически. Это всего лишь её муж и всего лишь секс с ним. Так стоит ли делать из всего катастрофу? И тут же начинала ненавидеть себя за эти мысли. Только Глеб имел право её трогать. Только его она хотела. Только с ним добровольно шла в постель. Всё остальное было насилием не только над её телом, но и над её душой.