Проклятый. Игра с огнём

Вот только найдёт Глеба. Вернёт его себе, вернёт ему веру в то, что он может быть любим, и сразу будет делать только то, что желает она сама.

Снова дверь. Неизвестность, которая убивает. Пульс в висках. Раз-два-три… Нажать на ручку и с шумом втянуть в себя воздух. Эта комната – точный близнец той, в которой Есения была парой минут раньше. С той лишь разницей, что здесь царит порядок. Такой же пыльный, но всё же порядок.

И на постели лежит Глеб. Прямо поверх чуть сбившегося покрывала, на боку. Смотрит в одну точку перед собой, не реагируя на то, что теперь в комнате не один.

– Кузнецов, знаешь, кто ты? – истерично выкрикивает Еся, бросая сумку на пол и опускаясь возле постели на колени. – Я же тебя так искала!

Он не смотрит на неё, так и глядя прямо перед собой. Есения успевает заметить, что костяшки пальцев у Глеба сбиты, на джемпере – несколько засохших капелек крови. Всё неважно. Сергей, этот пыльный, убивающий, затхлый воздух, прошлое Глеба. Всё – неважно.

Важно, что он рядом. Такой нужный и родной. Глупый безумец, который необходим ей, как воздух.

– А мне никто и сказать не мог, где ты. Я сама догадалась, – с истеричной весёлостью произносит Еся, невидяще осматриваясь. Где вообще помощница Арины Васильевны? Где хоть какая-то толика здравого смысла в этом мире? – Так и поняла, что ты можешь быть только здесь. Я же когда ты мне сказал, что дальше с тобой нельзя, сразу поняла – нужно соглашаться. И делать так, как надо мне. – Она рассказывает это сбивчиво, торопливо, будто хочет уложить в маленький отрезок времени слишком много слов. – И решила, что так, как надо мне – это рядом с тобой. Ты это понимаешь?

Глеб не реагирует, продолжает смотреть прямо перед собой и молчит. А Еся… отчаянно боится.

А потом начинается это.

Первые крики заставляют Есю задержать дыхание, начать озираться, чтобы найти источник этого ужасного звука.

– Будь ты проклят, Глеб! Будь проклят!

Слова пронзительно-злые, больше похожи на ультразвук. Их сменяет неясное бормотание. Еся ощущает, как по телу бегут мурашки. Ужасные слова, вкупе с жутким криком – убивают даже её, хотя, они обращены вовсе не к Есе. И это наказание Глеба за то, что он сделал?

Это и есть его проклятие?

– Будь ты проклят, слышишь! Ненавижу тебя, Глеб! Ты проклят!

Больше слушать нет сил. Еся вскакивает с пола и бежит прочь из комнаты. Лишь бы только не слышать эти ужасные крики…

Угомонить Арину Васильевну удалось нескоро. Еся пришла в ужас от того, что увидела, зайдя в кухню – горы немытой посуды, повсюду – какая-то каша. Запах затхлости был даже здесь. Смешанный с подгнивающей пищей, он был особенно невыносим. Арина Васильевна пребывала то в состоянии кратковременного гнева, когда начинала выкрикивать свои проклятия, то успокаивалась и начинала бормотать, что очень ждёт, когда Миша принесёт молоко.

И это наказание выбрал для себя Глеб? За что? Слушать эти ужасные крики, от которых по позвоночнику проходили волны озноба, знать, что твоя собственная мать тебя ненавидит… Просто лежать и смотреть в одну точку. Этого хотел Глеб?

Еся пришла в себя только когда ей удалось увещеваниями и уговорами уложить его мать в постель и вернуться на кухню. Простая механическая работа, когда она убирала мусор и мыла посуду, отчасти привели её в чувство. Наверняка, Глеб просто выгнал помощницу Арины Васильевны и принялся отрабатывать своё наказание. А несчастная старая больная женщина металась в этой квартире, как в клетке, переходя с проклятий к ожиданию мужа, который должен был вот-вот вернуться домой.

Ужас.

Это всё было просто ужасным. И что с этим делать, Есения не знала. Она устала. Так сильно, что хотелось просто найти хоть какое-то место, где она сможет отдохнуть, и отключиться от всего. Но она не могла. Только не сейчас.

Еся умылась холодной водой, вернулась в спальню Глеба и устроилась на свободной стороне постели. Он всё ещё лежал неподвижно, только его губы теперь искривились в подобии едва приметной усмешки.

– Я люблю тебя, Кузнецов. Что бы ты ни творил, и каким бы непробиваемым дуралеем порой ни был, – шепнула Еся, ложась рядом с ним и закрывая глаза. И услышала следом:

– Беги отсюда, Еська. Тут так плохо.

Но вместо того, чтобы отпустить её, Глеб крепко обнял Есю, прижимая к себе.

Разбудил Есению звонок сотового. Она всё ещё была в квартире Глеба – это означало, что вчерашний день ей не привиделся.

– Алло.

– Есения? Это Михаил. Отец Глеба. Ты можешь сейчас говорить?

– Да. Погодите секунду.

Есения быстро встала с постели и посмотрела на Глеба. Тот спал. Грудная клетка мерно вздымалась в такт его дыханию.

– Слушаю вас. Я как раз думала вам звонить.

Есения закрыла за собой дверь в комнату Глеба и поёжилась – в коридоре было ощутимо прохладно.

– Да? Есть повод?

– Есть. А у вас?

– И у меня есть. Можем встретиться через полчаса-час?

– Я в Москве.

– Я тоже.

Есения вскинула брови. Может, не всё так плохо, как кажется?

– Тогда точно может.

– Кафе «Красный павлин». Недалеко от метро, где ты находишься. Идёт?

– Идёт.