Проклятый. Игра с огнём

На его лице появилось жёсткое выражение, и Есения ощутила мороз, волной прошедший по позвоночнику. Всё было слишком… С ним всегда всё было слишком. Сейчас она сначала не поверила в то, что он говорил ей, но увидев выражение его лица, поняла, что он не лжёт. Он действительно убил своего отчима за то, что тот избивал Арину Васильевну. А та, очевидно, возненавидела собственного сына.

Только сейчас Еся поняла, насколько одиноким он был. Её Глеб. Всё это время. С пятнадцати лет. Проклятый любимой женщиной, из-за которой он совершил страшный поступок, способный уничтожить душу даже не мужчины – мальчика. Что он увидел в Есе, когда они познакомились? Новый шанс стать счастливым. Любимым. И у него всё это было. Она у него была. Любила так, что на стенку лезть была готова, когда он не рядом. Так почему он сейчас прощается с ней?

– Глеб, мне очень жаль! – Собственный голос кажется истеричным выкриком. Она делает шаг к нему. Перекрывает расстояние, которое их разделяет, обнимает крепко, вжимаясь в него. Такого родного, близкого. Такого безумного и одновременно надёжного. И тут же охает от приглушённой боли, когда Глеб с силой сжимает её руками, пытаясь отодвинуть от себя.

– Еся, нет! Слышишь, нет. Всё. Это всё. Конец. Ты не должна со мной быть. Это конец.

Слова бьют наотмашь. Лучше бы он её ударил. А она бы ползала у его ног, умоляя о том, чтобы он принял её обратно. Лучше бы так, чем понимание, что Глеб всё решил. За двоих. Как он всегда умел это делать. Только сейчас действительно конец.

Конец…

– Тебе со мной нельзя. Я проклят, помнишь? – Он почти отталкивает её от себя, а в глазах – боль. Океан боли, разливающийся по тёмной – почти чёрной – радужке. И вместе с тем, столько нежности. Щемящей, от которой по телу проходит дрожь. Еся мотает головой, отчаянно, зная, что не за что больше хвататься. Он просто не оставил ей шансов.

– Глеб, я люблю тебя…

Тихо, едва слышно, безнадёжно. Четыре слова, которые не могут ничего исправить. Что же ты делаешь, Глеб? Что же ты делал с нами всё это время? Что мне теперь со всем этим делать? Когда я осталась одна, без тебя… Что мне, чёрт бы тебя побрал, теперь делать?!

Но она молчит. Слишком хорошо знает, что это конец.

– Я убью Сергея. За то, что он с тобой сотворил.

Кузнецов произносит эти слова совершенно спокойно, равнодушно. Просто констатирует факт, для него – свершившийся. А Еся задыхается от ужаса. Агония столь болезненна, что убивает навылет. Как пуля, выпущенная из ствола рукой. Его рукой.

– Откуда ты узнал, что я тогда была с ним?

– Он позвонил мне. Спросил, когда я собираюсь подъехать. Мы планировали встретиться. Заодно сообщил мне, что ты тоже будешь у него. Сообщил мне. Мне, понимаешь?

– Понимаю. Знал, что ты приедешь.

– Да.

– Глеб, я тебя никуда не отпущу. Ни сейчас, ни вообще. Ты только мой. Я не разрешаю тебе отсюда уезжать.

Почему у неё так дрожит голос? Ведь должно же подействовать это чёртово успокоительное.

– Мне нужно ехать. Уходить от тебя. Давно было пора, пока я тебя не поломал.

«Ты уже меня поломал. На части. Из которых я никогда не смогу склеить себя заново. Если рядом не будет тебя. Только сказать тебе это – пустое. Ты всё равно не услышишь. Не сейчас. Не тогда, когда ты помешан на другом. Я только могу кивнуть, как сейчас, пообещать тебе этим, что я не пойду за тобой. Соврать. Ты разве не понимаешь, что в этом я всегда буду тебе врать? Ведь отправлюсь за тобой всюду, даже если ты будешь прогонять меня, как сейчас».

– Ты меня поломаешь, если уйдёшь.

– Нет. Если останусь.

– Глеб, прошу, не делай этого с нами. Всё. Уже дальше некуда, слышишь?

– Дальше и не будет, Еся. У меня теперь только один путь. Один.

– Но я хочу с тобой… Пожалуйста.

Она больше не предпринимает попыток обнять его, хотя вжаться в Глеба хочется так, что по телу проходит дрожь. У него теперь другой путь, для него самого. А у Еси – нет. Для неё единственный путь – рядом с ним. Только как вбить это в упёртого Кузнецова?

– И я хочу с тобой. Очень хочу. Но не получится.

Глеб обхватывает её лицо ладонями, смотрит в её глаза, всего долю секунды, будто опасается, что если протянет дольше – не сможет уйти. Быстро прикасается губами к её лбу, почти отталкивает от себя. А потом разворачивается и выбегает.

Всё. Занавес. Есе хочется истерично смеяться. Над собой, над всем происходящим, над выдумкой извращенца-режиссёра, который где-то там, наверху, пишет сценарий к её жизни. Вместо этого она хватает сотовый, и, слыша рёв двигателя на улице, выдыхает в трубку:

– Виола, приезжай за мной, срочно.

– Значит, ты его простила?

Виола сосредоточенно вела машину, увозя Есю от дачи Коржовой в сторону Питера. Летняя погода превратилась в противную и расхлябанную. С неба беспрерывно падала морось, и воздух казался серым и стылым, несмотря на разгар июля.

– Только не говори мне, что Кузнецов нашёл меня без твоей помощи.

Голос Еси дрожал, она беспрерывно набирала на мобильном, заботливо привезённом ей подругой, номер Глеба, но абонент в сети отсутствовал.