Еся расхаживала по небольшой гостиной, обхватив себя руками и стараясь успокоиться. Сосредотачивалась на чём угодно – на стуке ножа о разделочную доску, на шуме от кофемашины, на тихих голосах Жоры и Виолы – но ничего не могло ей помочь. Страх того, что в эти самые минуты с её Глебом происходит что-то ужасное, не отступал. Даже если Кузнецов в этот момент просто спал – пока она не будет знать точно, что с ним всё хорошо – не успокоится.
– Ну, Есенин. Ты как? – Виола поставила на журнальный столик стакан молока и уселась на пол, предварительно скинув с дивана пару подушек.
– Стабильно. Что-то удалось выяснить?
– Немного. Его Величество, Кузнецов-старший, наконец, соизволил подойти к телефону.
– И? Почему ты меня не позвала?
– Думаешь, тебе он сказал бы что-то более пространное? Вряд ли.
– Колесникова, не томи! Меня сейчас на части разорвёт.
– Да успокойся ты. Всё хорошо. Он ничего не знает, кроме того, что Глеб где-то зацепил твоего муженька, пару раз подрихтовал ему морду и всё.
– Боже…
– Ага. Жалко, мало. Охрана вроде разняла.
– А где он сейчас?
– Муж?
– Какой муж?! Глеб.
– А этого папаня его не знает. Сам его ищет. Просил сказать ему, если мы что-то узнаем.
– Ясно. Блин…
– Идей, где он может быть, нету?
– Есть. Одна.
– В Москве?
– Да.
– Так и думала. Жоре не стала намекать. Тебе нужно найти его первой. Неизвестно, что там этому му*аку-отцу от него нужно.
– Спасибо, Виол. За всё.
– Хватит, Есенин. Я знаю, что ты для меня сделала бы то же самое.
– Да.
– Тогда пей своё молоко. Для порядка посиди полчасика тут и езжай к своему дуралею.
Понимание, что Кузнецов мог быть только здесь, рядом со своей матерью, окончательно накрыло Есю с головой, когда она стояла перед дверью в квартиру Арины Васильевны, уговаривая себя нажать на звонок. Если она ошиблась, и Глеба здесь нет – шанс на то, что она сможет его найти до того, как Кузнецова отыщут Сергей или отец Глеба – минимальный. Возможно, в любом другом случае, Еся разозлилась бы. Очень сильно. За то, что пренебрёг ею и оставил одну. И сам остался один. За то, что поехал к матери, которую, по его словам, он так же сильно ненавидел, как и любил. Но не сейчас. Не когда она, впервые за время их знакомства, стала настолько его понимать. Мотивы его поступков, придуманные правила, за которые он так держался, самого Кузнецова – для неё целый мир, существующий где-то вне её вселенной. И его уверенность в том, что он сможет защитить Есю, если исчезнет из её жизни. О том, что грани его безумной фантазии могут раздвинуться настолько, что Глеб решит что-то с собой сделать – старалась не думать.
Сначала ватную тишину, поселившуюся в её голове, разрезал звонок, и только тогда Еся поняла, что изо всех сил жмёт на кнопку. Потом за дверью раздались шаркающие шаги, и ей пришлось – в который раз за эти дни – судорожно схватить ртом воздух от неизвестности.
– Здравствуйте, а вы кто?
Дверь открыла Арина Васильевна, и сердце Есении пропустило несколько ударов.
– Добрый вечер. А меня Есения зовут. Нас Глеб познакомил недавно. Я его девушка. Вы помните?
Есения попыталась заглянуть в квартиру, чтобы понять, где помощница Арины Васильевны или сам Глеб. Стоит ли его обувь в прихожей.
– А! Да. Конечно, помню. Заходите.
И мать Глеба развернулась и побрела по коридору в свою комнату. Уже переступая порог, Есения испытала ужасающее чувство. Безысходность, желание сбежать из этой пропахшей пылью квартиры, тревога, непонимание, куда двигаться дальше – всё смешалось в калейдоскоп ощущений, которые выбивали почву из-под ног. Но она взяла себя в руки, осторожно закрыла за собой дверь и скинула туфли.
В тот раз, когда Глеб привёз её сюда впервые, Еся успела побывать только в коридоре и комнате Арины Васильевны, и теперь совершенно не понимала, куда ей двигаться дальше. Сможет ли женщина, страдающая такой болезнью, как Альцгеймер, дать ей хоть мало-мальски вразумительный ответ на единственный вопрос, который её мучает?
Сжимая ремешок сумки в пальцах с такой силой, что начали болеть побелевшие костяшки, Есения подошла к первой двери, постояла рядом с ней, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в помещении за ней, и взялась за ручку. Здесь запах пыли, чего-то металлического и тревожного, похожего на ужас, был особенно сильным. В нос Еси ударил аромат, который заставил её кровь быстрее бежать по венам. Она нащупала выключатель на стене и небольшая комната осветилась тусклым светом от единственной лампочки. Ничего особенного – всего лишь тёмно-изумрудные обои на стенах, шкаф, украшенный резьбой, сбитый ковёр на полу, рассыпанные по нему вкладыши от каких-то то ли жвачек, то ли конфет. И всё. Почему же тогда сердце бьётся так, будто хочет выпрыгнуть из груди?
Еся досчитала до трёх и медленно, словно боялась нарушить что-то в комнате, закрыла дверь. Что-то не давало ей покоя. Какая-то мысль или возникающая в голове картинка, которую сознание усиленно отгоняло, будто та могла причинить Есе вред.
Позже.
Она всё это обдумает позже.
Если захочет. Теперь она будет делать только то, что хочет.