Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Так говорю же, девка тут была, красоты неописуемой и злая, как волчица.

– Ты, вижу, брат, совсем со страху обезумел, ее ж Васюха на конюшне требушит.

– То другая, она еще лазутчицей шляхетской назвалась.

В россказни Грязного про Батореву шпионку Одоевский не шибко верил. Казаки – это другое дело. Новосильцев со станичниками в дружбе был, вместе с ними супротив поляков воевал. Не мудрено, что кто-то из разбойничков к Митьке в услужение подался. Однако убранство покоев – столик с зеркалом и особенно дитячья колыбель, заставили его призадуматься. Чтобы разрешить свои сомнения, – Никита Иванович подошел к сундуку, откинул крышку и увидел белое, расшитое каменьями, женское платье. Получалось, что Грязной не врал, полячка впрямь существовала и, по всему видать, действительно была женою князя Дмитрия.

– Ну и где она? – строго вопросил Одоевский, но уже не Васькина опричника, а своих бойцов.

– Вон там, наверное, – один из воинов кивнул на полусорванную со стены медвежью шкуру, из-под которой виднелась потайная дверь.

– Пошли, да смотрите у меня, чтоб ни единый волос с головы полячки не упал, иначе всем нам не поздоровится, государь велел ее живою взять, – озабоченно промолвил князь и первым бросился в погоню за беглянкой.

22

– Вставай, казак, жена и сын твой плачут, некому, кроме тебя, их защитить от злобной нечисти, – услышал Княжич голос Герасима и открыл глаза. Отца святого поблизости не оказалось, вместо казачьего попа пред ним сидел младенец – беленький, кудрявый, с большими карими глазенками. Взгляд ребенка был задумчив и суров, будто он хотел сказать: «Чего разлегся? Нас тут убивают, а ты, словно кляча дохлая, валяешься».

Но говорить, как и ходить, младенец, видно, не умел. Лишь только Иван пошевелился, детеныш заревел и, встав на четвереньки, вскарабкался ему на грудь.

«А он ведь на меня похож, так это же Андрейка, сынок, кажется, его Аришка принесла», – подумал Ванька. Понемногу приходя в себя, он стал припоминать, как девушка чуть ли не кубарем скатилась с лестницы, крича:

– Иван Андреевич, царевы воины имение окружают. Княгиня повелела нам бежать, а сама в опочивальне осталась.

В это время на дворе ударили выстрелы да раздались озлобленные крики. Что было дальше, – Княжич помнил плохо. Кажется, он бросился к воротам конюшни и даже успел их отворить. А потом блеснула молния, ударил гром, и белый свет померк в его очах.

Бережно придерживая сына, Ванька попытался встать, но острая, как от кинжального удара, боль, пронзила череп и повалила наземь.

«Так меня ж, похоже, подстрелили, – наконец-то догадался атаман. – Непонятно только, не добили почему? Не в привычке у опричников кого б то ни было в живых оставлять. А где Аришка, она же здесь была?»

Андрейка, видно, угадав отцовы помыслы, заревел еще сильней, зовя на помощь свою вторую маму. В ответ на детский крик раздался мерзкий, глумливый голос:

– Не брыкайся, тварь, не то выродка твово придушу. Ишь, опять разорался.

«Это он о ком, о моем сыне, что ли?» – гнев заставил Княжича подняться, а увиденное позабыть о боли. Какойто гад уламывал Аришку как раз на той копенке сена, на которой они с Еленой провели эту ночь.

23

Очнулся атаман как нельзя вовремя. Грязному надоело возиться со строптивой малолеткой – мало того, что нос разбила, так еще и харю всю ногтями исцарапала. Свалив девчонку с ног ударами своих пудовых кулачищ, он затащил ее на ране приглянувшуюся перину и принялся душить. Как только та сомлела, насильник занялся любимым делом. Разодрав вначале сарафан, затем сорочку, Васька оголил свою жертву. Вид молочно-белого, не знавшего мужских прикосновений тела девушки разжег в нем зверское желание. До того расчувствовался нелюдь, что даже не заметил, как поднялся Иван. Ухватив несчастную за стройные, по-детски тоненькие ножки, он рванул ее к себе, широко раскидывая бедра. От боли девочка очнулась. Пытаясь прикрыть ладошкой срам, она с мольбою попросила:

– Не надо, дядечка, рано мне еще.

– Вон как ты запела. Погоди, сейчас еще не так заголосишь, – заржал Грязной, скидавая портки.

«Прям как тот мурза татарский, – дрожа от ярости, подумал Княжич и потянулся за кинжалом, однако тут же передумал. – Нет, эта мразь гораздо хуже татарина. Мама детной бабою была, к тому же полонянкой, а Аришка совсем еще дите и сестра его по вере православной. Ты ж, паскуда, в бога веруешь, крест вон нацепил, и такое творишь».

Бычью шею опричника и вправду украшала толстая златая цепь с большим, словно у священника, крестом. Углядев на горле девушки следы поганых лап, Ванька вынес свой суровый приговор: