Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Давно они уехали? – спросил Бешененок. При этом он смотрел не на Аришку, а на Елену, и в голосе его была лютая ненависть к ее убийцам.

– Вчера после полудня.

– Так ты что, всю ночь здесь просидела? – ужаснулся Разгуляй.

– Ага, – кивнула девица.

– Страшно в доме, да и как княгиню одну оставишь. Пистоль вот только в ее покоях разыскала и сразу же вернулась. С тех пор все вместе и сидим, вас дожидаемся. Иван Андреевич, когда со мной прощался, упредил, что вы должны приехать.

– А где казаки, мужики, папаша разлюбезный твой? – вновь вмешался в разговор Максим.

– В деревню на свадьбу отправились. Здесь лишь Игнат с Никитой были, потом еще Иван Андреевич прибыл.

– Да разве можно было Елену без охраны оставлять? Ну, пропойцы, пусть мне только на глаза попадутся, я им хари-то всем поразобью, а отцу твоему первому, за ним давно должок имеется, – окрысился Максимка.

– Уймись, неча после драки кулаками махать, – осадил его хорунжий. – Может, так и к лучшему. Какой с них толк? Все одно имение не отстояли бы. Вот если б мы нагрянули пораньше – тогда иное дело. Ладно, теперь уж ничего не изменишь. Пошли в дом, малец-то, вон, совсем закоченел, – рассудительно сказал подошедший к ним Назарка Лихарь.

Арина было направилась к крыльцу, но тут же спохватилась.

– Митенька, помоги княгиню в баньку отнести. Я слыхала, что покойных, прежде чем земле придать, непременно надобно омыть, а ее-то и подавно, она же вся в крови.

Разгуляй шагнул к Елене, но Бешененок отстранил его.

– Не лезь, дай я. Мне уже однажды доводилось не казака, а бабу в последний путь провожать.

– Когда это? – удивленно вопросил Митяй.

– Когда маму хоронил. Не отцу ж, убийце ейному, это дело было доверять.

Пригладив растрепанные Андрейкой чудные Еленкины волосы, Максим взял на руки мертвую красавицу и, строго глянув на Аришку, приказал:

– Пошли, чего рот разинула, княгиню будешь на свидание с богом наряжать. И знай – покойных следует не в бане обмывать, а прямо в их жилище. Меня в этом сам отец Герасим просветил.

39

Прощались казачки со своею княгиней-атаманшей утром следующего дня. Разгуляй могилу рыть велел не возле озера, где был схоронен ее муж, а чуть подалее, на взгорке. Он совершенно справедливо порешил – пусть Новосильцев покоится на берегу, к своей невесте ближе. Еленке же в ином, гораздо лучшем мире, совсем другой попутчик предназначен.

Аришка постаралась, чтоб подруга и после смерти оставалась раскрасавицей. Она одела Елену в ее любимое белое, расшитое каменьями платье, а на днище гроба положила шубу князя Дмитрия. Кромешники не тронули княгининых нарядов. Трубецкой, обходя терем, запретил кому б то ни было заходить в ее спальню. Почему он это сделал? Наверно, потому, что у него пока еще имелась совесть.

То ль благодаря Аришкиным стараниям, то ли оттого, что даже смерти оказалось не под силу одолеть Еленкину красу, в гробу она лежала, как живая, лишь огромные глаза ее были закрыты, словно во сне, да губы сделались из алых бледно-розовыми.

Несли княгиню на погост Митяй с Лунем и Петр с – Максимкой. Игнатовы друзья и мужики вернулись из деревни прошлым вечером. Бить, конечно, Бешененок никого не стал, увидев скорбное отчаяние на лицах гулеванов, но что думает обо всем произошедшем, объяснил в подробностях. При этом сволочи да сукины сыны были его самыми ласковыми словами. Окончив свою пламенную речь, он неожиданно добавил, обращаясь к плачущему, впрочем, как и все другие, Петру:

– Ты вот что, домовину для Елены сделай. Не знаю уж, как вы, а я так не смогу в глаза ей землю сыпать.

Когда гроб опустили в могилу и комья мерзлой земли ударили по его крышке, Андрюха Лунь, не проронивший за все время ни единого слова, горько зарыдал да уткнулся рано поседевшей головою в плечо хорунжего.

– Эх, Митька, ты бы только знал, как я ее любил.

– Не ты один, мы все ее любили, – еле сдерживая слезы, промолвил Разгуляй. – Даже вон Назар.

– А что Назар, аль я не человек. Увидав такую бабу, не влюбиться невозможно. Да Елена обычной бабой и не была, она была воительница. Одно слово – полковничья дочь, от зова крови даже девке никуда не деться. Ее надобно как атамана хоронить.

Вынув из-за пояса пистоль, Лихарь стрельнул в голубое, без единого облачка небо. Все остальные, кто имел оружие, открыли вслед за ним пальбу.

Когда обряд прощания закончился, а над могильным холмиком водружен был православный крест, Разгуляй достал кинжал и вырезал на нем – Елена Княжич.

– Вот и все, нету больше нашей раскрасавицы княгини. Пойдемте, выпьем за помин ее души, – утирая слезы, предложил Андрюха. Возражать никто не стал. Все: казаки, мужики и даже Строганов с Демьяном направились к имению. Однако у ворот Лихарь, Разгуляй да Бешененок не сговариваясь свернули на дорогу к лесу.

– Вы куда? – окликнул их Лунь.

– На Москву поедем, Ваньку выручать, – ответил за всех Митька.

– А как же поминки?

– Обойдетесь и без нас. Думаю, Елена не обидится.