Пробудился ото сна Иван Васильевич, вопреки обычному, очень поздно, чуть не за полдень. В Коломне на молении не спал две ночи, потом в дороге умаялся, да еще в придачу ко всему с вечера уснуть не мог, мысли разные одолевали. А помыслы у государя были все те же, не очень-то веселые. Жить осталось год-другой, может, и того меньше. Самое время что-нибудь великое напоследок совершить, вроде взятия Казани с Астраханью. Ан нет, не получается. Едва открыв глаза, царь сразу вспомнил давешнего казака.
– И так забот полон рот, а тут еще варнак этот на голову свалился. Как он там сказал, мол, царь – не бог. Без тебя, вражина, знаю, что не бог, и пред господом за все грехи ответ держать придется.
Впервые в жизни грозный властелин всея Руси пожалел о том, что не родился воином.
– Хорошо им, людям ратным, приняли смерть в бою за веру да отечество и сразу же на небеса взошли. А мы, цари, страдай за всю державу. Власть, она ведь только поначалу окрыляет, но с годами начинает на шее камнем виснуть и не в омут, в преисподнюю тянуть.
Припомнив о геенне огненной, Иван Васильевич аж застонал и сел в постели.
Из всей челяди в опочивальне государя находился только Годунов. Лик окольничего выражал привычную озабоченность, однако в черных, по-татарски раскосых глазах его светилось радостное нетерпение. Видать, Борис явился с какой-то вестью, и вестью, судя по всему, приятной.
– Как спалось, надежа-государь? – отвесив поясной поклон, подобострастно вопросил хитроумный царедворец.
– Душу понапрасну не томи, говори, зачем явился? – строго приказал повелитель.
– Даже и не знаю, с чего начать, слишком уж нежданно столь великая и радостная весть для всей державы русской до нас дошла.
– Ты вот что, речи витиеватые с Данилкой-палачом будешь вести, когда твой черед настанет, он это любит, а со мною просто говори, – пригрозил царь.
Боязливо пятясь, государь-то и на радостях прибить способен, окольничий единым духом выпалил:
– Сибирь казаки воровские покорили!
– Какие такие казаки? – Иван Васильевич аж вскочил с постели.
– Те самые, которых Строгановы тайком на службу взяли. Ты их, государь, за грабеж ногайских городков да каравана посла турецкого опале предал, а они этих разбойников приветили и в поход против татар сибирских снарядили. Я об этом год назад еще сказывал.
Гадить Строгановым у Бориса не было причин, но чтоб обезопасить себя от неприятностей, он решил поведать все, как есть. Подвиг-то казаки славный совершили, но ведь не по велению царя, а по своей разбойной волюшке да с купеческой подначки. Неизвестно, как еще Иван Васильевич на самоуправство эдакое взглянет.
Царю, однако, было не до пройдох-купцов и былых провинностей станичников, принесенное наперсником известие повергло его в трепетный восторг. Сибирь – это не Казань, не Астрахань. Это самый лакомый кусок былой Великой Золотой Орды. Причем кусок, который влезет в рот не каждому. И вот на тебе – шайка беглых варнаков одолела хана сибирского, которого и сам всесильный повелитель всея Руси тайком побаивался, потому и Строгановым запретил ордынцев гневить. В такое верилось с трудом.
– А ты не врешь, пес шелудивый? Откуда сия весть? – Посольство прибыло от атамана Ермака.
– А то не самозванцы-шаромыжники, которые хотят обманом награду получить?
– Нет, мой государь. Самые что ни на есть казаки. К тому же разодеты, как князья, и дары такие привезли, с которыми любая награда не сравнится. Да ты и сам увидишь, коль захочешь их принять, – уверенно ответил Годунов.
– Вели, чтобы одежды подавали, тотчас же приму.
– Куда прикажешь привести станичников? Они возле крыльца дожидаются.
– Ты же сам разбойников в послы определил, стало быть, веди в палату грановитую, не в опочивальне ж мне твоих воров встречать, – усмехнулся Грозный-государь.
Едва переступив порог, Иван Васильевич окончательно уверовал, что счастье улыбнулось ему не в шутку, а всерьез. Лишь скамейки возле стен, на которых восседали думные бояре, да ковер, лежащий на проходе к трону, не были завалены мехами, остальной весь пол скрывали горы драгоценной мягкой рухляди. Глядя на огромные вязанки не каких-нибудь белок иль куниц, а черно-бурых лис и пушистых сибирских соболей, он едва не вскрикнул от восторга – это были не просто дары, это были настоящие сокровища.
Взойдя на трон, государь нетерпеливо вопросил стоявшего по леву руку Митьку:
– А где казаки-то?
– Годунов с минуты на минуту должен привести.
– Поди, поторопи.
Трубецкой метнулся к выходу, но тут же воротился, громогласно объявив:
– Посланец атамана Ермака, Иван Кольцо с сотоварищами.
В распахнутую князем дверь неторопливым, чинным шагом вошли станичники. Их было трое, большее число охранники просто побоялись допустить к государю, и, пожалуй, не напрасно. Статные, высокие, как на подбор, разбойники-казаки напоминали сказочных богатырей, способных сокрушить любую преграду.