Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

– Про того самого, который атаманом казачьим сделался. Он был тут давеча, велел кабак освободить от всякой нечисти. Сказал, что здеся его войско в поход сбираться будет. Даже денег дал, чтоб я винца заморского для казачков купил.

– Да уж помню, какой сивухой ты нас потчевал в прошлый раз, – усмехнулся Бешененок и, обернувшись к Разгуляю, спросил: – Кольцо, он что, для пущей важности себя в князья возвел?

– Ты Ваньку-черта еще плохо знаешь, с него и не такое станется, – махнул рукой Митяй. – Давай-ка лучше облачайся в свои лохмотья да к месту лобному ступай, разузнай насчет казни. Ты ж, Андрюха, езжай к нашим, отбери с десяток самых боевитых да приведи сюда, а то покуда мы тут дурака валяем, Ванькам головы поотсекут.

Перечить хорунжему никто не стал. Обрядившись нищим, – Максим отправился на площадь, а Лунь поехал на посад, оставив Лихаря и Разгуляя в кабаке томиться ожиданием.

Первым воротился сотник аж с двадцатью охотниками, среди которых Митька увидал Соленого. «За Максимкой потянулся, похоже, будет с парня толк», – подумал он.

– Еле-еле остальных уговорил остаться. Сказал, мол, главное сражение у ворот в Китай-город предстоит, – шепнул Андрей хорунжему.

Станичники расселись за столами, но пить и даже есть ни один из них не стал. Кто принялся точить клинки, кто заряжать пистоли, большинство же просто маялись душой в ожидании предстоящего боя. Воевать с самим царем, да не где-нибудь, а в Москве – это тебе не шутка.

Бешененок заявился только на исходе дня и еще с порога сообщил:

– Видно, у царя сегодня постный день, казни нынче вовсе не будет.

– Ты уверен? – недоверчиво спросил Назар.

– Куда уж верней. Чуть не до темноты по площади слонялся, когда ж все сроки вышли, прикинулся блаженным да полюбопытствовал у стражников, тех, что у кремлевской башни караул несут, когда же казнь-то будет, мол, нарочно из краев далеких прибыл, чтоб посмотреть, как государь карает непокорных. А они и говорят: ступай отсель, убогий, в другой раз на душегубство наглядишься, нынче государь с казачьими послами занят, не до казней ему. Выходит, допустили атамана до царя, – заключил Максим.

В это время за окнами раздался конский топот и радостные возгласы.

– А вот и князь пожаловал, – воскликнул целовальник. Пройдоха не ошибся. Вскоре дружною гурьбой в кабак вошли Ермаковы посланцы.

– Да вы, как погляжу, зря время не теряли, – сказал Кольцо, окинув взглядом суровые лица вооруженных до зубов хопрецев. Шаловливо подмигнув Ивану, которого вел под руку, он ободряюще добавил: – Ты, Ванька, только погляди, как братья на твою защиту поднялись. С такими сотоварищами впадать в уныние просто грех, да и только. Принимай-ка, Митька, атамана своего, а то царевы слуги его так измордовали, что еле ноги тащит.

– Да неужто государь добром вас отпустил? – воскликнул Разгуляй, подхватывая Княжича.

– А чему ты удивляешься? Два умных человека, как, к примеру, я с Иван Васильевичем, завсегда договориться могут, так, чтоб одному из них приятно было, а другому при этом не обидно.

– Уговор тут ни при чем, просто струсил ваш надежагосударь, понял, что казачество злобить – себе в убыток. Что-что, а силу кровопийцы уважают, – презрительно изрек – Максим. Похоже, парень был разочарован тем, что не пришлось с самим царем схлестнуться.

– Ну, в этом ты отчасти прав, – охотно согласился Ванька-старший, чем вызвал одобрительный ропот станичников.

Уведя Ивана от суеты подалее на кухню, Разгуляй вернулся к атаману.

– Что это с ним? Он какой-то малость не в себе.

– А ты что хотел, чтоб Ванька после смерти Елены да всего прочего, что с ним приключилось, трепака с тобою начал отплясывать? На нем же места живого нет.

– Эй, Тишка, – позвал Кольцо целовальника. – Чего изволишь, ваша милость?

– Вот что, Тихон, баню истопи, но не шибко жарко, да снадобья для ран сготовь, того самого, которым меня лечил.

– Все исполню в лучшем виде, князь, не имей сомнений, – заверил пройдоха и, поклонившись чуть ли не до полу, удалился.

– Чего это он тебя князем называет? – полюбопытствовал Митяй.

Кольцо чуток смутился, однако весело ответил:

– За те деньжищи, что я ему переплатил, и персидским шахом можно величать. Ладно, вы тут погуляйте напоследок, только вусмерть не упейтесь. Завтра надо будет обоз снаряжать, а послезавтра отправляемся, неча понапрасну судьбу испытывать.

– Это верно, поскорей отсюда надо убираться, пока беды не нажили. В Москве, как говорится, хорошо, но чем подальше от нее, тем лучше, – согласился Митька.

– Вот что, Дмитрий, ты у нас же самый крепкий на вино, присмотри, чтоб казачки кабак не разгромили, а я покуда Ванькой займусь, – распорядился атаман, уходя к своему младшему побратиму.

47

Княжич сидел в дальнем темном углу на колоде для разделки туш, в которую был воткнут большой, остро отточенный топор, и пил вино прямо из кувшина.

– Ты что, как бедный родственник, забился в угол, пойдем к столу, – позвал его Кольцо.

– Нет, это место мне в самый раз. Тут и плаха, и секира имеются, как раз все то, что надобно для души моей грешной.

– Что-то я тебя, брат, не пойму, – насторожился Ванька-старший.