– Это ж надо было так упиться, – ужаснулся есаул и попытался встать, но не тут-то было. Руки-ноги оказались крепко связанными, а сам он весь опутан рыбацкой сетью. В его гудящей с дикого похмелья голове промелькнула тревожная догадка: – Неужто в плен к татарам угодили.
Оглядевшись, Иван увидел, что лежит в какой-то сараюшке на охапке сена, да не один. Рядом с ним безмятежным сном праведников спали тоже связанные Бешененок и Гусицкий. Кое-как поднявшись на ноги, Княжич попытался добраться до двери, однако тут же спотыкнулся и рухнул на пол, опрокинув кадушку с водой. В ответ на Ванькину возню за дверью послышались шаги, лязгнул ржавый засов и на пороге появился не какой-нибудь злобный басурманин, а грустно улыбающийся Мещеряк.
– Ну что, очухался, Аника-воин32
, давай-ка помогу.Ухватив Ивана за ворот кунтуша, он стал резать на нем путы, не пощадив при этом даже сеть. Есаул уже сообразил, что повязали его не шутки ради, а потому смущенно вопросил:
– Слышь, Василий, расскажи, что я натворил?
– Да ладно, никого не зарубил и слава богу, – отмахнулся Мещеряк.
– А все ж таки?
– Неужто сам не помнишь ничего?
– Помню только, как винище пили, потом, кажись, собрались хана изловить, а что далее было, убей бог, не помню.
– Да вообще-то ничего особенного. Вы ж все четверо лыка не вязали, вот дозорные и отказались вам ворота открыть. Кольцо осатанел, оружьем начал угрожать, ты туда же, а глядючи на вас, и лях с Захаркиным сынком за сабли схватились. Ваньку-то и этих, – кивнул Василий на Максимку с Яном, – без особого труда угомонили, но с тобою крепко повозиться пришлось. Хорошо еще, что Митька подоспел да надоумил сеть рыбацкую накинуть на тебя, не то бы непременно кого-нибудь срубил.
– А где мое оружие? – поинтересовался Княжич. Сабли с пистолетами при нем не оказалось, лишь кинжал торчал за голенищем сапога.
– Ермак забрал, – ответил Мещеряк и, одарив буяна сочувствующим взглядом, сообщил: – Он велел, как только ты проснешься, на правеж к нему доставить.
– Раз велел, так веди, – усмехнулся Ванька, хотя на сердце было донельзя паскудно и хотелось просто-напросто сквозь землю провалиться.
Обитель покорителя Сибири поразила есаула своею простотой. В отличие от побратимова жилища, где они вчера гуляли, здесь не было персидских ковров и прочей драгоценной утвари. Все богатство казачьего вождя составляли государевы дары, что лежали на застеленной медвежьей шкурой скамье, служившей, видимо, хозяину постелью. Опричь нее, еще имелся стол, три сосновых чурбака заместо кресел да пара бочек с порохом, причем одна початая.
«Вовремя мы прибыли, видать, они совсем пообнищали зельем огненным, коли первый атаман у себя под боком его хранит», – подумал Княжич.
Размышления его прервал разгневанный возглас Ермака:
– Ну рассказывай, что ты головой своей кудрявой думаешь, или ничего уже не думаешь, напрочь ум пропил? А ты не убегай, Василий, посиди, послушай, какие безобразия у нас творятся. После объяснишь, почему я от чужих людей о них узнаю, – обратился он уже к Мещеряку, который попытался было потихоньку улизнуть. Тот с явной неохотой уселся на лежанку и принялся рассматривать кольчугу с золотым орлом. Другая, точно такая же, была на Ермаке. Видать, перед приходом казаков он занимался тем, что примерял царские подарки.
Несмотря на угрызения совести, Иван обиделся на окрик вожака, он уже сообразил, что тут не обошлось без доброхотов, и не ошибся.
Загул Кольцо и даже учиненная им драка вполне могли сойти и вовсе не замеченными строгим предводителем. Вряд ли те, кто унимал буянов, стали бы наушничать. Однако вчера вечером, обходя крепость, Ермак спросил у вновь прибывшего стрелецкого сотника:
– Как у вас дела на новом месте?
– Мы-то ничего, а вот казаки спьяну стражу у ворот едва не перебили, – с печалью в голосе поведал тот.
– Да не может быть такого, – не поверил поначалу атаман.
– Еще как может, коли Ванька Княжич сюда прибыл. Он и раньше своеволием отличался, а опосля того, как государь его помиловал, вовсе обнаглел от безнаказанности, – преданно взглянув ему в глаза, сказал Евлампий.
– Ну государь как знает, но я подобного не потерплю. Обернувшись к Лихарю, который не участвовал в гульбе, потому что был назначен старшим в карауле, Ермак распорядился:
– Разоружить буянов и посадить под замок, а Княжич, как проспится, пускай явится ко мне да объяснит, почему драка приключилась.
– Уже, – сказал Назар, с презрением глядя на доносчика.
– Что уже?
– Ванька с Бешененком и Гусицким сидят в амбаре, вернее, спят, а Кольцо в его покои сволокли. Так что нет причины тяжбу затевать, – пояснил отважный сотник.
– Ну, это не тебе решать, – огрызнулся Бегич и продолжил фискальничать33
. – А дружки у Княжича ему под стать – поляк-пропойца да безумный татарчонок, с ними вместе народ и спаивает.– Ты ври, стрелец, но меру знай. Кого это они споили, уж не Кольцо ли? Так Ванька-черт сам кого угодно в свою веру обратит, – возмутился Лихарь.