– Я и сам не знал, казаки рассказали. Ты ж повелел по совести с ним разобраться, вот я и поспрошал людей.
– И что говорят?
– И станичники наши, и стрельцы – все твердят в один голос, мол, с Княжичем не пропадем. Он сам заговоренный и товарищей своих никогда на потребу смерти не бросает. За таким начальником в огонь и в воду можно смело идти. Ну, а то, что Ванька малость шальной, тут уж ничего не поделаешь, – развел руками Василий. – Все, кого господь каким-либо талантом наградил, народец своевольный. Это только над убогими начальствовать легко, да что с них толку-то.
– Да, нескладно получилось, – задумчиво изрек атаман. – Я обычно без труда в людях разбираюсь, с первой встречи понимаю, кто есть кто, а с Иваном вижусь в третий раз и не могу взять в толк, каков он человек, чего от жизни хочет.
– Это, наверно, потому, что есаул особо ничего и не желает, идет своим путем, куда судьба ведет, да и только. Он и впрямь, похоже, богом отмеченный, – предположил Мещеряк.
Покинув Ермака, Княжич сразу вспомнил разговор о Бегиче.
– Наверняка паскуда эта меня пред атаманом и ославила. Пойти, что ль, харю ему набить, – вознамерился было Ванька, однако тут же передумал. – Что толку-то? Два раза уже учил его уму-разуму, и все не впрок. Как говорится, горбатого могила исправит. А убивать Евлашку вроде пока не за что. Да и Ермака не стоит лишний раз огорчать, он, судя по всему, человек душевный. Васька тоже славный малый, на покойничка Игната чем-то смахивает, – рассудил Иван и пошел вызволять своих непутевых приятелей.
Войдя в амбар, он принялся будить уже развязанных Мещеряком Максимку с Яном.
– Вставайте, забулдыги. Вы зачем сюда приехали, винище пить, иль с татарвой сражаться?
– Одно другому не мешает, – с трудом продрав заплывшие с похмелья очи, глубокомысленно изрек Гусицкий.
– Забудь про это, я тебе не Адамович, ежели нынче вновь напьешься, то и до утра не доживешь, – пригрозил ему Княжич и добавил: – Понатворили мы вчера делов, теперь будем вину заглаживать, да и время зря не следует терять. Пока ордынцы от той взбучки у мыса не очухались, надо дальше им хребет ломать. Они, что думают, я только отпевать братов умею? Нет, за смерть Никиты я кровавыми слезами их умою.
– Гляжу, уже придумал, как сибирцам хвост прищемить? – вставая на ноги, спросил Максим.
– Да есть одна мыслишка, – вкрадчиво ответил есаул. – Ну так вы идете иль и далее намерены, как свиньи супоросные, валяться? – прикрикнул он на друзей.
– Идем, конечно, куда ж ты без нас денешься, – сварливо огрызнулся Бешененок.
– Это верно, на тебя с хорунжим я особые надежды возлагаю, только надо бы еще бойца лихого подыскать.
– Чего искать-то, Семку Соленого возьмем, он давно о настоящем деле мечтает, – предложил Максимка, заправляя в шаровары разодранную до пупа рубаху.
– Не хочу я парня сразу в пекло совать, пусть пооботрется малость, – попытался возразить ему Иван.
– Вот в бою и оботрется, там не только оботрется, но и пообтешется саблями татарскими. Сам-то, что ли, как-то иначе начинал? – нисколь не сомневаясь в правоте своей, заявил бешеный татарчонок.
Вечером Ермак опять отправился проверить караулы. Вина Кольцо привез в избытке, а любителей хмельного зелья средь станичников и без него хватало. Подойдя к воротам, он увидел выезжающих из крепости всадников. То был Княжич да два совсем еще юных паренька. Один из них, чернявенький, своим нарядом и украшенным каменьями оружием почти не уступал есаулу. Другой, белесый, несмотря на бывшие при нем добротную пищаль и саблю, скорее, походил на мужичка, чем на станичника.
– Куда это они собрались на ночь глядя, – обеспокоился атаман, но не стал препятствовать Ивану.
Взойдя на башню, он увидел, что, отъехав от крепости не далее чем на пушечный выстрел, парни спешились и стали катать из подтаявшего за день снега колобки. Поставив в трех местах по большому снежному кому, они принялись играться в снежки.
«Совсем мальчишки. И Ванька, хоть прошел через огни и воды, даже сыном обзавелся, а все одно дурной еще. Интересно, как судьба их сложится», – тоскливо подумал Ермак. После гибели Барбоши с Паном его, как и Кольцо, начали одолевать недобрые предчувствия.
От печальных мыслей покорителя Сибири отвлекли литвины. Под началом своего, несмотря на давешний загул, свежего, как снятый с грядки огурец, хорунжего они затаскивали в башню новенькие пушки.
«Слава богу, нашли себе достойное занятие, все лучше, чем вино хлебать», – мысленно одобрил их строгий предводитель.
Утром следующего дня Ермак проснулся от грохота орудий.
– Никак, татары к Искеру подступили, – решил он и, наскоро одевшись, спешным шагом вышел на улицу.
Большинство казаков да стрельцов уже были на стенах. Лишь хоперцы расположились конным строем у ворот. Видать, они собрались идти на вылазку и с нетерпением взирали на Кольцо, который, встав на приставную лестницу, глядел за частокол, восторженно выкрикивая:
– Ай да побратим, я бы до такого не додумался.
Заметив Ермака, Ванька-старший помахал рукой:
– Иди сюда, ты подобного еще не видывал!