Проклятый род. Часть 2. За веру и отечество

За прошедшие три года Маша очень изменилась и, в отличие от Годунова, далеко не в лучшую сторону. Уходя в Сибирь, Иван прощался с красивой, разбитной бабенкой, а встретился теперь почти со старухой.

Закутанная в шубу, подарок атамана-полюбовника, Мария Николаевна сидела у стола, подперев щеку ладонью и глядя за окно на порхающие на ветру первые снежинки. Ее черные кудри сделались наполовину седыми, глаза утратили загадочно-задорный блеск, а исхудавший лик покрыла паутина морщин. Приходу Княжича она совсем не удивилась, словно ждала его. Более того, Маша сразу догадалась, с какою вестью он пожаловал.

– Здравствуй, Ванечка. Проходи, садись да рассказывай, зачем пришел. Никак, с Евлампием моим беда случилась.

– С чего ты так решила? – уклончиво ответил Ванька. Он хотел хоть как-то подготовить Машу к недоброй вести.

– Сердцем чую.

– Верно чуешь, – подтвердил Иван. – Погиб твой муж в Сибири.

– В бою погиб иль ты его убил?

– Я убил, – признался Княжич, он уже понял, что обманывать Марию нету смысла.

– Из-за меня иль по другой причине? – довольно равнодушно вопросила новоявленная вдова.

– По другой. Евлашка сорок казаков на растерзание татарам продал, в том числе и побратима моего. Да и выбора другого не было – или он меня, иль я его.

– Это хорошо, что я не виновата в смерти мужа. Пусть и одним грехом, а все же меньше, – обрадовалась Маша.

– Чего это грехи считать взялась, не рановато ли? – насмешливо поинтересовался Ванька, желая скрасить их нелегкую беседу.

– Да нет, Ванюша, в самый раз. Аль сам не видишь, хвораю я, судя по всему, недолго мне осталось глядеть на белый свет, – с горечью промолвила Мария и зашлась в надсадном кашле.

Лишь теперь Иван заметил, что в доме Бегичей не то, чтобы прохладно, а жутко холодно, потому хозяйка и закуталась в его подарок.

– Считай, зима уж на дворе, а ты сидишь больная в таком холоде, давай-ка печку затоплю, – предложил он Маше.

– Не надо, Алешка не велел дрова напрасно жечь, – испуганно пролепетала та ему в ответ.

Княжич было вознамерился разыскать столь бережливого Лексей Евлампича, да побеседовать с ним по душам, но в этот миг из-за занавески, прикрывавшей ход в чулан, выпорхнула маленькая девочка лет двух-трех, не более. Протопав крохотными ножками по ледяному полу, она забралась на колени к матери, юркнула под шубу и уставилась на Ваньку не по-детски строгим, испытующим взглядом.

Своими карими глазенками она напомнила Княжичу Андрейку. «Видно, шибко шустрая», – подумал он, углядев на лбу у девочки синяк, а вслух восторженно промолвил:

– До чего ж на сына моего похожа.

– На кого же ей похожей быть, как не на брата. Уж извини, что не сподобилась, как обещала, казака родить, девка получилась, – улыбнулась Мария.

Ванька вздрогнул, густо покраснел и, не сказав ни слова, да и что тут скажешь, обнял Машу с дочерью.

Кое-как преодолев свое смущение, Иван спросил у девочки:

– Как тебя зовут?

– Ка-тень-ка, – нараспев сказала та, на этот раз напомнив Княжичу Еленку. Новая волна смятения чувств накрыла Ваньку, тут были радость, гордость, стыд и угрызенья совести – все вместе взятые. Он попытался было взять у Маши дочь, но на крыльце послышались шаги. Испуганно воскликнув:

– Алека, – девчушка шмыгнула под стол.

Как только хлопнула входная дверь, Княжич оглянулся и увидел молодого Бегича. То, что перед ним Евлашкин сын, не вызывало никаких сомнений. Такой же злобный взгляд глубоко посаженных черных глаз, такой же тонкогубый рот и черные, курчавые волосы. Правда, борода у молодца была еще жидковата, да и статью он изрядно уступал далеко не хилому родителю.

– Знакомься, Алексей, это Иван Андреевич, приятель батюшки, со скорбной вестью из Сибири прибыл, – представила Мария атамана.

Княжич встал и протянул Алешке руку. Окинув алчным взглядом его перстни, тот с поганою ухмылкой нагло заявил:

– Вот вы с кем, маманя, Катьку прижили. Скорей бы вас обеих черт прибрал.

«Так он, гаденыш, мать с сестрою просто-напросто со свету сживает, оттого и в доме холод. Теперь понятно, откуда у Катеньки синяк», – догадался Ванька.

Поданная для рукопожатия ладонь невольно сжалась в кулак. Удар был столь силен, что Бегичев ублюдок не только вылетел за дверь, но и снес перила на крыльце.

– Не надо, Ванечка, – жалобно промолвила Мария.

– Не бойся, не убью, – пообещал Иван, направляясь вслед за юным нелюдем.

– Я не об этом, я о другом тебя прошу. Не говори моим сынам, что их отец изменник. Алексей-то ладно, ему, акромя денег, ничего не надобно, а вот Сергей совсем другое дело, он на отца-героя чуть не молится, сам собирается в стрелецкий полк на службу поступить, – пояснила Маша.

– Я ж не злыдень, чтоб детей отца грехами попрекать. Скажу, мол, с честью пал в сражении с нехристями, – заверил Княжич.

Сойдя с крыльца, он ухватил за шиворот утирающего кровяные сопли Лексей Евлампича и строго пригрозил:

– Ежели на мать с сестрой еще раз тявкнешь или, упаси тебя господь, хоть пальцем тронешь – убью. Ты меня понял?