Не вдаваясь в дальнейшие расспросы, стрелецкий голова поспешно скрылся за воротами.
– А вдруг нас не пропустят? – боязливо спросила Надия, пораженная величием кремлевских стен и башен.
– Не боись, пропустят, но подождать придется. Такова уж участь всех просителей, подолгу ждать, – успокоил ее Ванька.
Начальник стражи воротился довольно скоро. Еще издали он призывающее взмахнул рукой.
– Следуйте за мной. Борис Федорович повелел доставить вас к нему без промедления.
– Ну вот, а ты боялась, что не пустят. Окольничий мне самый близкий человек в Москве, понятно дело, после Тишки, – усмехнулся Ванька и первым въехал в ворота обители повелителей Святой Руси.
Проезжая по Соборной площади, Княжич вспомнил, как он ехал здесь с Еленой. Сердце сжалось от тоски и так заныло, что с губ его сорвался тихий стон.
– Что с тобой? – встревожилась подруга юности.
– Ничего, голова немного разболелась.
– Пить надо было меньше, – сварливо, истинно побабьи, упрекнула Надия.
Ванька ничего ей не ответил, лишь одарил ее печальным взглядом, подумав про себя: «Хоть ты, Надька, и княжна, и обошла-объехала полсвета, аж в Сибири побывала, а все едино бабой-дурою осталась. Елена никогда б так не сказала, Еленка редкой женщиной была, настоящей умницей-красавицей».
Ивану жутко захотелось, как и в прошлый раз, встать на колени да молиться на все четыре стороны, но не за собственное счастье иль удачу, а за спасение души любимой, своею волею покинувшей этот жестокий мир. Он даже было вынул сапог из стремени, но остановился. «Нет, нечего на людях душу наизнанку выворачивать. Подумают, что я в безумье впал, еще жалеть начнут. Пожалеть да посочувствовать несчастному у нас могут, но не более, потому как не способен смертный человек в полной мере ощутить страдания ближнего. Хотя, наверно, это даже к лучшему. Начни чужую боль всем сердцем принимать, так быстро от тоски помрешь. Видать, поэтому-то люди добрые и не живут подолгу».
Погруженный в свои безрадостные размышления Княжич даже не заметил, как стрелецкий голова довел их до крыльца великокняжеских палат, возле которого толпилось десятка два людей. Ивана поразила разношерстность сей маленькой толпы. Тут были и одетые в собольи шубы бояре, и какие-то нищенского вида оборванцы. Все они, почуяв его взгляд, тут же отворачивались, словно опасаясь, что казачий атаман их уличит в чем-то шибко постыдном. Ушлый Ванька сразу догадался, кто пред ним.
– Да это ж соглядатаи, видать, к всесильному боярину Бориске наушничать пришли. Вот уж воистину, не знает подлость ни рода, ни чинов.
Бесцеремонно растолкав доносчиков, начальник стражи поднялся на крыльцо и позвал Ивана.
– Ступай за мной, Борис Федорович сперва с тобой наедине поговорить желает, потом царевича с его царицей примет.
Шагая между уступившими ему дорогу соглядатаями, Иван услышал за своей спиною злобный ропот:
– Это кто такой?
– Аль не признал, да то ж тот самый злыдень, который в государя Грозного стрелял, а он его помиловал, в Сибирь лишь сослал. Прознал, наверное, про смерть царя Ивана и заявился на Москву, теперь-то ему нечего бояться.
– А Годунову он зачем понадобился?
– Видать, своим Малютою решил обзавестись.
– Вона как, в палачи меня уже определили, – печально улыбнулся атаман. – Оно, конечно, каждой сволочи приятно сознавать, что еще большая, чем он, сволочь есть на белом свете.
За три года, которые прошли с их первой встречи, Годунов изрядно изменился. На сей раз пред Княжичем предстал не побитый государем и задерганный нелегкой жизнью окольничий, ему явился величественный правитель всея Руси. Но не это поразило Ваньку, а совсем другое. На коленях у Бориса сидели дети – девочка и мальчик лет двух-трех, судя по всему, близняшки иль погодки.
– Отнеси их к няньке, – слегка смутившись, приказал Борис стрелецкому начальнику, как только они с Княжичем вошли в его покои.
– Твои? – спросил Иван, кивая вслед уносящему детишек воеводе.
Годунов нисколько не обиделся на то, что атаман обратился к нему, как к равному. Озарив лицо блаженною улыбкой, он с гордостью ответил:
– Мои, сыночек Федя да дочурка Ксюша, – и тут же предложил Ивану сесть. – Садись, казак, рассказывай, как дела идут у вас в Сибири.
– Да не ахти, – признался Ванька, садясь напротив всемогущего боярина. – Ермак погиб, Искер, сибирскую столицу, сдать пришлось.
– Ну, это дело поправимое, – махнул рукою Годунов. – С ляхами мы заключили мир, есть теперь, кого с царем Сибирским воевать отправить. Уж коль Ермак с разбойной шайкой сумел Кучума одолеть, то где ему супротив нашего войска устоять.
– Вообще-то казаки-разбойники и на войне с поляками не из последних были, – язвительно напомнил Княжич.
– Да знаю, наслышан я о подвигах твоих, – кивнул Борис.
– Так, может, мне на Дон отправиться, вновь казачий полк собрать и двинуться в Сибирь? – предложил Иван. – Там атаман Василий Мещеряк с горсткою бойцов остался, непременно надо им помочь.
– Без тебя в Сибири обойдутся, ты здесь мне нужен, – вкрадчиво промолвил Годунов.
– Это для каких же дел? – насторожился Ванька.